Пароход Бабелон

«Ах, ты ж!.. Значит, снова он за мной подглядывал. Но я ведь ключ специально оставил в замочной скважине, как же так, в какую дырку на сей раз он глазел?»

– А я думал, мы с тобой теперь друзья, Керим.

– А что, э, ты говоришь, ага, конечно, друзья, – и в доказательство искренней дружбы дал шваброй по ковру.

– Будет тебе водою стрелять! – Ефим глянул на обшлага брюк и направился к двери.

Надавил на нее. Рука, точно это было для нее необходимо, запомнила сопротивление пружины.

Керим замурлыкал в спину Ефиму какую-то песенку.

«Опять, что ли, из кулака пыхнул лишнего?»

В открывшемся дверном проеме Ефим увидел трех одинаково худосочных мужчин в кепках.

Один из них стоял в тени, подперев ногой ракушечник соседнего дома, двое других покачивались на корточках и гоняли прирученные четки. Все трое – персонажи из повести Мары «Ветер», по которой она мечтала снять когда-нибудь фильму о дореволюционном Баку.

Когда Ефим вышел на середину улицы, то есть сделал шаг вперед, он увидел справа от себя толстяка, которого прозвал «круглым», игравшего с кем-то в нарды, а слева, куда намеревался двигаться дальше, – еще двоих, занятых разделкой барана.

«Кто-то умер или женится. Пусть лучше женится этот кто-то».

Керимовские кошки уже пировали, уже вздрагивали от наслаждения ушами и хвостами неподалеку от большого эмалированного таза, наполненного живописными бараньими внутренностями.

На тротуаре, от кошек в двух шагах, лежала баранья голова и грустно смотрела на пирующих кошек.

Кровь тихо бежала по желобу к Замковой площади, смешиваясь с мыльным ручейком, приобретавшим пастельно-розовые тона.

Глядя на эту картинку, он подумал, что, наверное, нет ничего более противоестественного, чем торопиться жить – «это все равно как изменять любимой из чувства мести».

Как же Мара, настоящая бакинка, не могла этого взять в толк? Всю жизнь она куда-то несется, куда-то торопится. А куда? Зачем? Может, чего-то боится, чего-то такого, о чем никто не знает? Может, вся эта московская круговерть нужна ей единственно для того, чтобы забыться? А может, и он все эти годы тоже был частью ее круговерти, частью непреодолимого страха?

«Чтобы Мара чего-то боялась? Да не может такого быть».

И он представил себе, как Мара держит в руках кусок отснятой киноленты, как придирчиво рассматривает на свету. Оборачивается, нет ли кого сзади.

«Нет, оборачиваться из чувства страха – это не в ее характере. Она оглядывается в поиске единомышленника».

Что там, на этом еще не нумерованном кусочке ленты? Ее бакинское детство? Воронцовская улица, нынче Азизбекова? Отчий дом, в первом этаже которого располагалась известная на весь Баку шляпная мастерская матери под названием «Лувр»? А может, «бакинские места» – Приморский бульвар, Молоканский садик, Торговая?..

«А вот пойду посмотрю. Я хочу все это увидеть своими глазами».

Глава шестая Сара с высоты третьего этажа

До Воронцовской Ефим добрался без помех: как ни странно, керимовская белиберда оказалась не такой уж белибердой – садик, именуемый бакинцами Парапет, предстал своими очертаниями, едва он свернул налево от Парных ворот.

Как рассказывала Мара, до революции в этом садике торговали гашишем и предлагали свои услуги легкодоступные женщины. Чаще остальных в сад бегали гимназисты, для них, если верить Маре, выбирались «жрицы любви» особенные: как правило, мягкие характером и в летах, способные имитировать материнскую заботу и ласку.

А сразу через дорогу, за армянской церковью, жили и принимали больных два известных на весь город венеролога. Когда Мара называла их фамилии, звучали они как стопроцентно еврейские – то ли Коган и Штейнберг, то ли Рабинович и Гольдин.

Дойдя до кинотеатра «Спартак», что находился сбоку от зеленого оазиса, оккупированного нынче стариками и нянечками с детьми, Ефим застрял подле афиш, у чугунной решетки сада.

В «Спартаке» давали прошлогоднюю лирическую комедию Хейфица и Зархи «Горячие денечки». Героиня фильмы Антонина Жукова в гуашевом исполнении местного Леонардо да Винчи походила на одну из тех дамочек, что переместились на ближайшую от Парапета улицу. В свое время Ефим написал рецензию на «Горячие денечки», которая, по слухам, страшно не понравилась исполнительнице роли героини Татьяне Окуневской.

Детям с мая по середину июня обещали «Колобок», мультипликационную сказку, снятую недавно Сутеевым и Альмариком.

Из азерфильмовских художественных лент «Спартак» предлагал «У самого синего моря» Барнета, с Крючковым и Свердлиным в главных ролях.