Партия тори-консерваторов и «конституционная революция» 1822-1835 гг. в Великобритании

В конце XIX в. известный исследователь английских политических институтов У. Стаббс отмечал, что «королевская прерогатива не была в своем происхождении вымыслом теоретиков. Она выросла из определенных условий национальной жизни, из которых некоторые существовали до нормандского завоевания, другие были результатом этого великого изменения, третьи стали следствием особого хода правления Генриха II и его наследников».315 Из обобщенного определения У. Стаббса очевидно, что под королевской прерогативой понимались не произвольные преимущества и привилегии королевской власти, проистекающие из ее особого статуса, но лишь те из них, которые базировались на традиционном английском праве. Характер этого правового основания, по справедливому замечанию известного отечественного правоведа В. А. Томсинова, определял и вид прерогативы.316

То обстоятельство, что в британской историографии не уделяется достаточного внимания проблемам обоснования королевской власти, вызывает некоторое недоумение.317 Однако такое положение вещей вполне объяснимо: вигские историки конца XIX – первой трети XX вв. концентрировали свое внимание на тех элементах государственного устройства, которые способствовали росту и укреплению прав и свобод английского народа, а не тех, которые обосновывали власть монарха. Можно без преувеличения сказать, что излишняя убежденность в агрессивности английского абсолютизма порождала не слишком внимательное отношение к неотъемлемым полномочиям короля (dominium regale), которыми он всегда обладал.318 Современники же отнюдь не были столь равнодушны к проблеме обоснования королевской власти. Королевские прерогативы английских монархов перечислялись во многих трактатах с поражающей воображение скрупулезностью.

Одним из первых случаев документальной фиксации королевской прерогативы является так называемый «Мальбриджский статут», принятый в 1267 г.319 Позднее его положения были зафиксированы в специальном сочинении «О королевской прерогативе», которое в 1324 г. обрело значение статута.320 В 1548 г. на основании этого статута правовед У. Стонфорд создал специальный трактат «Описание королевской прерогативы». Права и привилегии короля, изложенные в нем, сохраняли свое практическое значение вплоть до Славной революции 1688 г.321 Таким образом, королевская прерогатива была для современников понятием, наполненным реальным историческим и юридическим содержанием. Именно в этом смысле следует понимать меткое замечание критика вигских историографических концепций Дж. Р. Элтона о том, что «все ошибки и промахи английских монархов не дают оснований отрицать наличия закона, по которому они правили».322

Исходя из содержания многочисленных сборников, посвященных королевской прерогативе, ключевые полномочия английской короны в том виде, как они оформились к концу XVII в., базировались на положениях римского частного права, которое именовалось цивильным правом (civil law) или правом народов (law of nations). Эти полномочия составляли абсолютную или экстраординарную прерогативу английской монархии. Смысл ее заключался в способности английского монарха действовать независимо от прочих монархов и от власти римского папы. Королевские полномочия, имеющие своим основанием систему общего права, относились к так называемой ординарной прерогативе английской короны. Важнейшими из этой группы прерогатив были необходимость для короля действовать совместно с парламентом (или как король-в-парламенте) при осуществлении статутного законодательства и при обсуждении вопросов о налогообложении. Некоторые полномочия английского монарха проистекали из Священного писания и представляли собой прерогативу по божественному праву (jus divinum). Наконец, четвертая группа привилегий английской короны основывалась на феодальном праве в узком смысле слова (jus feodale) и именовалась феодальной прерогативой.323

Таким образом, концепция Дж. Фортескью, характеризовавшего в политический режим, существующий в Англии как «regimen politicum et regale», вовсе не предполагала того, что английский король обладал одной властью, которую он делил с парламентом. Представляется, что смысл этой концепции был не совсем верно истолкован: на самом деле автор утверждал, что английский монарх обладал двумя видами власти. Одну из них он делил с парламентом, другая же принадлежала только ему. Король-в-парламенте (rex in parliamento) вводил налоги и принимал законы в рамках ординарной прерогативы, опирающейся на положения общего права; король как суверен (rex solus) использовал экстраординарную королевскую прерогативу.