Партия тори-консерваторов и «конституционная революция» 1822-1835 гг. в Великобритании

Во-вторых, нужно обращать пристальное внимание на то, к защите какого права прибегали субъекты правоотношений. Королевские суды, для которых существовал единственный интерес – интерес королевства и короны – уже в период Славной революции 1688 г. получили в Англии самую полную юрисдикцию. Напротив, суды, рассматривающие споры частных лиц (именно к такой категории в привычной нам системе права относятся земельные споры, составляющие подавляющее число тяжб в традиционной феодальной системе), не получили распространения, а вместе с ними не получило распространения само понятие частного права. Известный юрист Гленвилл уже в конце XIII в. прямо писал о том, что частные соглашения не охраняются судами английской короны. Все тяжбы, подсудные королевской юрисдикции, рассматривались как споры публично-правового характера.302

Эта публичность проявлялась в специфической технике предписаний, по которым обращались с иском в королевский суд. Предписание представляло собой не просто разрешение действовать, данное истцу. Оно являлось результатом обращения последнего к королевской прерогативе в области правосудия, что уже само по себе подчеркивало публичный характер общего права. Именно в силу прерогативных полномочий короны ответчику предлагалось не нарушать права и удовлетворить требования истца. В противном случае истец мог предъявить ответчику иск. Но и здесь следует помнить, что данный иск рассматривался королевским судом не столько потому, что ответчик возражал против притязаний истца, преследуя свой частный интерес, сколько в связи с его неповиновением приказу должностного лица короны. При выдаче предписания главным вопросом являлось не установление истины по конкретному спору, а определение того, насколько правомочным является обращение лица к королевскому правосудию. Удовлетворение требований истца, даже сумевшего добиться доступа в Вестминстерские королевские суды, ни в коем случае не было гарантировано. Но публичный характер исков и постепенное расширение числа случаев, гарантирующих обращение в суды общего права, привели к постепенной трансформации личных привилегий элиты, связанных с возможностью обращения к королевскому правосудию, в безличные права для достаточно широкого круга лиц. Результатом этого процесса стало появление уникальных правовых инструментов, позволявших структурировать патрон-клиентские отношения внутри элиты в условиях, когда эти отношения перестали опосредоваться владением землей.303

В попытке обнаружить логику действий конкурирующих элит, которая привела к трансформации комплекса их уникальных привилегий в формальное и безличное право, следует обратиться к эволюции способов уклонения от обязательств, которое стало одним из институциональных элементов английского права.304 Главный способ уклонения от обязательств после смерти держателя получил наименование траста (trust) или доверительного управления имуществом. Траст строится следующим образом: лицо, учреждающее доверительную собственность (settler of the trust), оговаривает, что некоторое имущество будет управляться одним или несколькими лицами (trusties) в интересах одного или нескольких лиц – бенефициантов (cestuis que use, или cestuis que trust). При этом трасти является собственником имущества, образующего доверительную собственность. Форма этой собственности неизвестна континентальному праву и именуется joint tenancy: никто не наследует за выбывшим собственником, и субъектом этого права остается только более узкий круг оставшихся собственников. Он управляет им по собственному усмотрению (это имущество не может лишь пойти на покрытие личных долгов трасти). Траст защищался канцлерским судом, и именно канцлер мог приказать трасти действовать тем или иным образом в интересах бенефициантов. Санкция в данном случае носила еще личный характер: в случае, если приказ канцлера не исполнялся, трасти мог быть подвергнут аресту. Таким образом, траст есть расчленение права собственности, одни элементы которого принадлежат управляющему, а другие – бенефицианту. Это разделение, немыслимое для континентального права, вполне естественно для права английского.305