Партизанской тропой Гайдара

Охрану перебили сами пленные. Двух фашистов задержали. Когда их привели к полковнику, они испуганно, однако требовательно что-то объясняли.

Переводчик Миша Пенцак, глядя куда-то в сторону, повторял за ними уже по-русски, что солдаты эти мобилизованы, им приказали вести пленных, они и повели. У них есть семьи.

Немец с медалью достал из кармана фотографию. Он в праздничном костюме, жена, маленький сын в коротких штанишках с мячом в руках. Все трое смотрят в аппарат и смеются.

А сейчас немец умоляюще смотрел на Орлова.

Сцена, признаться, была тяжелой.

И вдруг один из спасенных красноармейцев, завидя солдата с медалью, на мгновение остолбенел, потом набросился на него, повалил и стал душить.

Двое товарищей с трудом оторвали его от конвоира, который поспешно поднялся и стоял теперь в стороне, держа в руках смятую фотографию. А красноармеец плакал и только повторял.

— Пустите меня... Это он пристрелил раненого лейтенанта... Пустите...

Гайдар пришел часа через два. Он принес хлеб, завернутое в белую тряпицу сало и точные сведения о том, где стоят немцы и куда лучше не заходить.

И хотя вылазка его была успешной, Аркадий Петрович сокрушался, что его угораздило рано уйти из лесу.

Он долго разговаривал с освобожденными красноармейцами (некоторые пожелали остаться в группе Орлова), и те сказали, что вели их в концлагерь, в село Жерноклевы.

...Жерноклевы оказались недалеко от Леплявы, километрах в сорока. Бывая в деревнях, Гайдар много слышал о концентрационном лагере. Женщины часто ходили туда в надежде найти кого-нибудь из близких. Находили редко. Но возле ограды всегда стояла стена людей.

Пленным бросали хлеб, сало, сухари, картошку. Иногда записки. 

Если удавалось узнать имя и фамилию заключенного, какая-нибудь женщина объявляла, что в лагере ее брат или муж. Тут же находились «свидетельницы», которые подтверждали, что это в самом деле муж. И пленного освобождали. Но случалось такое не часто. А красноармейцы за проволокой умирали ежедневно.

Аркадий Петрович отозвал в сторону Горелова и предложил освободить пленных. Оба понимали, что задача не простая, и для начала послали в Жерноклевы разведчиц — Нату Исаевну Евдокимову и дочь комиссара, пятнадцатилетнюю Машу Ильяшенко.

Разведчицы вернулись через день. Они положили перед Гореловым план лагеря, начерченный на мятом лоскутке.

— Здесь село, — объясняла Ната Исаевна. — Тут фермы, огороженные колючей проволокой. В этих местах стоят вышки с пулеметами. Всего пулеметов у них восемнадцать...

— Охрана в шубах, — добавила Маша. — Не мерзнут и греться ходят редко.

Разведчицы были явно испуганы тем, что они увидели.

— Это все, девочки, пустяки, — ответил Гайдар, который вместе с Гореловым внимательно их слушал. — Скажите, народ возле лагеря бывает каждый день?.. А когда его больше — днем или вечером?.. А какие здесь подходы и подъезды — отметьте на вашем плане... Пулеметы сами видели или кто сказал?

Разведчицы объяснили, что подходили к самой проволоке, народу больше всего днем. С темнотой немцы всех разгоняют, боятся.

Аркадий Петрович слушал, чертил что-то на листке. И чем больше подробностей узнавал, тем веселее бегал по бумаге его карандаш.

План разрабатывали тщательно. Заманчиво было подобраться к лагерю днем, раствориться в толпе, приблизиться к проволоке, а потом, по команде, забросать гранатами пулеметы. Но гитлеровцы в суматохе могли перестрелять женщин. И тогда остановились на проверенном варианте: отправиться в Жерноклевы на машине.

Выехали. В грузовике находилось человек двадцать. Аркадий Петрович ехал в кабине с Касичем. Настроение у него было тревожное. В селах, конечно, знали про операцию в Калениках. И новая вылазка могла уже так легко не сойти.

Но пока все протекало благополучно. Добрых три четверти пути оставались позади, а их никто ни разу не пытался остановить. За окнами кабины мелькнул указатель: «В Жерноклевы».

— Осталось километров пять, — объяснил Касич Гайдару.

— Проедешь еще немножко, а там свернем куда-нибудь в сторону, — ответил Аркадий Петрович, не снимая рук с пулемета, который он держал за ствол.

Касич кивнул, внимательно вглядываясь в дорогу: становилось совсем темно, а фар он не зажигал.

...Автоматы забили с обочины дороги. Пули жестяно ударяли по капоту и дверцам. Одна, пробив стекло, дзенькнула возле самой головы Гайдара.

Кто стрелял, было не разобрать.

— Не стреляйте, свои! — крикнул Гайдар, выпрыгивая из кабины в канаву. Он думал: это партизаны другого отряда приняли их за немцев или полицаев.

Но огонь только усилился. Значит, стреляли даже не полицаи. Стреляли немцы.

Остальные партизаны тоже попрыгали из машины и теперь отстреливались, но операция все равно была сорвана.

— Отходим в лес, — скомандовал Гайдар и дал по кустам длинную очередь из пулемета.

В лагерь Аркадий Петрович вернулся сам не свой, недоумевая, с чего бы немцам вздумалось, да еще по ночам, устраивать засады на дорогах.