Партизанской тропой Гайдара

А вскоре выяснилось, что за несколько часов до появления партизан неизвестные смельчаки попытались освободить заключенных. Но действовали неумело, сделать ничего не смогли, а переполох вызвали большой, сорвав операцию отряда Горелова.

...Ночуя в одной землянке с Тютюнником, Гайдар под утро разбудил Ивана Сергеевича громким криком:

— Обходи!.. Слева обходи!.. Да не так!..

— Аркадий, Аркадий, что с тобой, проснись, — заволновался Тютюнник.

Гайдар открыл глаза, обвел взглядом полутемную землянку:

— Ты, Ваня, меня прости... Мне тут кое-что приснилось: показалось, окружаем тот лагерь...

К неудавшейся операции Аркадий Петрович возвращался в разговорах не раз. Его успокаивала мысль, что, если подготовиться как следует, заключенных можно будет освободить даже теперь, несмотря на усиленную охрану.

...Неожиданно разведчики донесли, что лагерь перевели в другое место.

ГЛАВА XXIX. СЕМЬЯ СТЕПАНЦОВ

В отряде Гайдар подружился с Андрианом Алексеевичем Степанцом. Работал Степанец председателем колхоза. Слыл человеком скромным, даже незаметным. На задания, однако, ходил со всеми. На рожон никогда не лез. Зато и в минуту опасности не робел.

Партизаны познакомились и с его семьей. Была она большая: жена его, Афанасия Федоровна, да теща, баба Устя, да четверо детей: двое мальчишек, Витя и Коля, да две еще совсем маленькие девочки Лида и Нина.

Познакомились потому, что стали бывать в доме. Сначала приходили редко: опасались — вдруг кто увидит. Но Андриан Алексеевич настойчиво уверял: если приходить, когда темно, ничего страшного нет. И партизаны согласились.

Соблазн иметь в селе явочную квартиру был очень велик: идешь ли в дальнюю деревню, возвращаешься ли с задания, — всегда можно зайти, узнать новости, послать, если нужно куда, мальчишек, а заодно погреться, поесть, а то и поспать в тепле до утра.

И пока ты короткие часы эти спишь, жена Андриана, Феня, постирает рубашку, просушит портянки, наварит картошки на завтрак. И ты выходишь из дому в знобкий туман, радостно ощущая, как тепло ногам и всему телу.

И в тот вечер, о котором хочется сейчас рассказать — я знаю о нем со слов бывших мальчишек, Вити и Коли (они давно уже взрослые), — все было как обычно.

Дом уже спал, когда в окно постучали.

Афанасия Федоровна быстро соскользнула на пол, добежала босиком до двери, отодвинула засов.

Сначала в сенях, а потом в большой половине избы стало сразу тесно от людей, шинелей, полушубков и в углу сложенного оружия.

Афанасия Федоровна отодвинула заслонку печи. Выгребла кочергой несколько угольков, вздула огонь (спички берегли, как соль), зажгла лампу. Но поставила ее сначала под лавку, чтоб свет не был виден с улицы. Вместе с бабой Устей завесила окна одеялами, подняла с полу лампу и стала колдовать ухватами.

И пока она готовила поздний ужин, партизаны занимались каждый своим делом.

Аркадий Петрович, войдя в дом и поздоровавшись, еще в темноте сел на свое место возле окна. Когда лампа появилась на столе, достал из брезентовой противогазной сумки тетрадь и принялся за работу.

Писать в хате было хорошо: тепло, не стынут руки.

Партизаны старались разговаривать и ходить очень тихо. И все-таки нечаянно разбудили Колю и Витю, которые спали на печке.

Вите минуло девять. Был он мальчишка проворный и частенько лез не в свое дело. Зато если о чем попросить, исполнит в момент и всегда изобретательно.

Коля был старше на три года, держался куда солидней и к брату относился снисходительно.

Лишь только с приходом партизан братья просыпались, — мать тут же отсылала их к своей сестре, тетке Марии, за солью.

А тетка Мария, странный человек, никакой соли не давала, а, наоборот, начинала сердиться и говорить, что никуда их в такую темень не отпустит, и загоняла на печку спать.

Домой ребята приходили утром, когда партизан давным-давно не было, и мама — тоже странный человек — никогда

Колю с Витей за это не ругала и соли почему-то не спрашивала.

Поняв однажды, в чем тут дело, братья договорились между собой, проснувшись, сидеть тихо-тихо, потому что бежать к тетке Марии ночью за солью было холодно и, конечно же, совсем не интересно.

И в этот вечер они вполглаза выглядывали из-за широкой выбеленной трубы: все видели, все слышали, а их не замечал никто, пока Витя, устраиваясь поудобней, не зашуршал сухой кожей полушубка, заменявшего им одеяло.

Гайдар, который неторопливо писал, не обращая внимания на суету вокруг, услышав этот шорох, быстро поднял голову и заметил ребят, которые также быстро спрятались за трубу.

Аркадий Петрович усмехнулся, захлопнул тетрадь, аккуратно положил ее в сумку и подошел к печке.

Ребята сидели у самой стенки, блестя в полумраке глазами, обрадованные и немного испуганные: они уже знали, что сейчас начнется веселый разговор, но боялись, что мама тут же пошлет их за солью.

— Слышу, на печи кто-то скребется, — сказал Аркадий Петрович. — Думал, это мыши. Оказывается, вы. Ну, здравствуйте. — И Гайдар осторожно пожал несмелые ладошки братьев.