Но он достал из кармана справку о том, что подателю настоящей — фамилия, имя, отчество полностью — германскими властями дозволяется беспрепятственное передвижение до Харькова и обратно. Полицаи переглянулись, вернули бумажку и двинулись дальше, недоумевая.
Поселился он у одной «веселой вдовы». Набрала она в оставленных домах и в брошенных при отступлении складах муку, сахар, зерно, крупу и варила теперь ведрами самогон.
Лицо у Погорелова от ежедневного пьянства распухло. На улицу он выходил только с наступлением темноты. Случайно встречаясь с кем-нибудь, опускал глаза. С ним не здоровались. Лишь однажды две женщины, проходя мимо, бросили ему прямо в лицо: «Иуда».
Не ответил.
Между тем районный староста Костенко по едва приметным признакам уловил, что положение его при «новом порядке» не столь прочно, как ему мечталось.
Догадываясь, что начальство узнаёт от полицаев о малейших его прегрешениях, стал он еще больше лютовать по селам, а заодно, дабы имели страх, поприжал и ближайших своих соратников.
И тогда один полицай, смекнув, что в подчинении у Костенко жизни ему все равно не будет, признался — по секретным каналам — в давно мучающих его сомнениях: а не является ли районный староста замаскированным партизанским агентом?!
В доказательство же посоветовал поискать, не отыщется ли кое-что утаенное за бочками в подполе, а также в левом углу амбара Костенко, под дровами...
...В Золотоношу разжалованного районного старосту доставили вместе с кипами найденных полушубков, сапог и штабелями ящиков.
Хитроумных его доводов, почему он скрыл от германских властей целый партизанский склад, гестаповцы во внимание не приняли. И на первом же допросе Костенко был умело — насмерть — запорот по той же самой проверенной методе, по какой еще недавно запарывали насмерть других людей по его, Корнея Яковлевича, авторитетному указанию.
С внезапной смертью Костенко и сменой начальника в Золотоноше тайная «заслуга» Погорелова среди множества иных неотложных дел оккупантами попризабылась.
А тут еще им надоело разыгрывать «спасителей». Начали они без всяких деклараций грабить колхозников и увозить в гестапо всех, кто занимал хоть маленькую должность при советской власти.
Арестовали однажды ночью и Погорелова, а заодно и «веселую вдову». Как сообщницу. Донос написал Михаил Кричун, который приходил к ней в гости и пил самогон вместе с Погореловым.
...Осенью 1943 года, когда Красная Армия уже освободила Гельмязево, копала Мария Сергеевна Станиславская в своем огороде картофель. Остановилась у ее калитки телега. Спрыгнул с нее мужчина в темно-синем новом пиджаке и вышитой украинской рубашке.
— Давай скоренько езжай и забери что надо. А я тебя подожду, знаешь где, — велел он мальчику-подводчику.
Мужчина приблизился, и Станиславская его узнала: «Семен Маргара!.. А ведь говорили, что он бежал с немцами...»
— Куда это ты, Семен, такой нарядный собрался? — кокетливо спросила его Мария Сергеевна,
— К брату вот спешу, — ответил он, глядя себе под ноги, и быстро зашагал огородами.
«Уйдет ведь сейчас!.. Уйдет!.. Что же делать?!»
И тут она увидела двух пограничников. Они шли по улице.
— Задержите его! — крикнула Станиславская, показывая на Маргару. — Это душегуб!..
Сбросил Маргара нарядный пиджак. Скинул немецкие, в награду полученные, сапоги и бросился по грядкам в шерстяных носках.
Нагнал его один пограничник, взмахнул автоматом и первым же ударом сшиб с ног.
— Не имеете права так обращаться с человеком, — пожаловался Маргара, когда сыромятным ремнем от его же штанов связали ему пограничники руки.
А потом заседал военный трибунал. Одним из свидетелей обвинения на процессе выступала Мария Сергеевна Станиславская.
Перед казнью Маргара плакал, ползал перед конвоирами на коленях и порывался поцеловать им сапоги.
Он еще надеялся разжалобить Возмездие.
ГЛАВА XLV. ЕГО ИСКАЛИ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ
Аркадий Гайдар, записка, оставленная Д. М. Гайдар перед отъездом на фронт.
Эта книга была уже набрана и сверстана, когда из очерка Леонида Замятина «Последние дни с Гайдаром», опубликованного в харьковской газете «Красное знамя» от 19 апреля 1965 года, стало известно: бывший лейтенант Сергей Федотович Абрамов, приславший первое известие о гибели Гайдара, Абрамов, которого искали двадцать с лишним лет, — жив!..
Жив!
Как потом выяснилось, и Замятин, зная Сергея Федотовича не первый год, узнал о героическом прошлом Абрамова совершенно случайно, поскольку сам Абрамов о военной своей судьбе ни перед кем не распространялся, а люди, окружавшие его, мало ею интересовались.
...Получив газету с очерком Замятина, сажусь в поезд и еду в Харьков.