Партизаны

— Представь, — сказал Андрей, — что ты долго-долго ждешь победы. А фашистов много, они сытые, уверенные в себе, довольные. Они захватили половину страны и идут дальше. Они разрушают все, что мы построили, они угоняют людей в плен, убивают, жгут, устанавливают свои порядки. Но мы еще не сдались. Мы сопротивляемся. На фронтах гремят тяжелые бои, кровопролитные сражения, каждый день гибнут наши товарищи. Нам тяжело, очень тяжело. А ты — на оккупированной территории. Ты борешься тоже, скрытно, тихо, но по чуть-чуть приближаешь нашу победу. Смерть ходит на волосок от тебя. Вокруг чужая речь, чужие, ненавистные хари. А ты все шепчешь: когда, когда? Потому что победа не приходит. Фронт очень далеко, что там происходит, ты не знаешь. У тебя нет выбора, ты сцепляешь зубы и делаешь свое дело с одной мыслью, ухлопать побольше гадов, что топчут твою землю. Ты на последнем издыхании. Но вот фронт становится ближе, ночью видны зарницы, и далеко, пока далеко гремит наше наступление. А потом ты стоишь на глинистом вывале на окраине деревни, тощий, как гвоздь, еле живой, не лицо, а одни глаза, и мимо тебя в сизых выхлопах пролетают танки со звездами, и топают усталые солдаты, делятся нехитрым пайком, и ты понимаешь, что это почти победа, осталось только добраться до вражеского логова.

— Ура, — тихо произнес Темка.

— И вот тогда можно плакать, — сказал Андрей.

Какое-то время они сидели молча. К уткам сын больше не пошел, сок не пил, чувствовалось, что он все еще под впечатлением отцовского рассказа. Андрей сгорбился, гоняя под носком ботинка какой-то камушек.

Ника посмотрела на часы.

— Через пять минут можно домой.

— Ну, что, Темка, прощайся с утками, — сказал Андрей.

— Они ж глупые, — сказал сын, — зачем с ними прощаться?

— Полагаешь, они не обидятся?

Темка подумал, потом молча соскочил с лавки и прошагал к ограждающему барьерчику.

— До свиданья утки и… — он обернулся. — Пап, а как зовут утку-папу? Утк?

— Не-а.

— Уток?

— Ага, был и утек.

Темка засмеялся.

— А на самом деле?

— На самом деле утку-папу именуют селезнем.

— Ты не шутишь?

— Нисколько.

— Прощайте, утки и селезни! — крикнул Темка.

Выглянуло из серых облаков солнце, яркое, но еще не греющее, влипло блестками-лодочками в пруд. Смотреть на воду стало больно.

— Фу! — сказал Темка.

— Слепит?

— Ага.

— Ну, что, пошли? — спросил Андрей.

— В обход, да?

— Длинным путем.

— Отважные герои всегда идут в обход! — запел, затопал вокруг родителей Темка, явно представляя себя Бармалеем.

Фильм был дважды запрещенный. Во-первых, непонятный. Какой-то буффонадно-клоунский, с карикатурными злодеями, нелепым, строгим доктором и съемочной группой на экране. Во-вторых, с моралью. Ах, представьте, это нельзя, это нельзя, а это можно. Как же это у авторов фильма рука поднялась на святое право ребенка самому решать, что ему делать! В-третьих, фильм просто сложен для детей!

Ювенальная комиссия сразу включила его в список запрещенных к просмотру картин. Там образовалась замечательная компания — почти все советские мультипликационные фильмы и киноленты, предназначенные для детей. Даже «Ежик в тумане». Запретный список получился настолько обширным, что составители испугались собственной наглости и буквально через месяц, не без давления общественности, процентов двадцать от общего количества из него исключили. «Айболит-66» оказался среди счастливчиков, но пробыл в исключениях недолго. То ли Ролана Быкова кто-то из комиссии не переносил на дух, то ли фильм все же посчитали потенциально опасным, но спустя полгода он вновь оказался в списке. Тихой сапой туда постепенно перекочевали и остальные «исключенцы».

А Темка фильм полюбил.

Диск с ним Андрей купил буквально из-под полы у одного парня на радиорынке. Ему тогда удалось разжиться целой видеоколлекцией. И «Приключениями Электроника», и «Тимом Талером», и «Чебурашкой». Правда, и страху натерпелся, чуть не попав в облаву. Любите ли вы адреналин так, как люблю его я?

— Тема, ты скажи, если мерзнешь.

Ника повесила мужу рюкзак на плечо.

— Я не мерзну! — заявил Темка.

— Совсем не холодно? — уточнила Ника.

— Не, мам.

— А почему я тогда мерзну?

Темка посмотрел, склонив голову.

— Это, видимо, природное, — сказал он.

— Андрей! — обратилась к мужу Ника.

— А что я? — сказал Андрей. — Я ничего. Я не подсказывал. Но сын наш, возможно, прав.

Они зашагали к лесенке, поднимающейся от пруда. Андрей — первым, Ника — замыкающей. Темка — в середке.

— Между прочим, я выросла на севере, — сказала Ника.

Будто пожаловалась.

— Мы это прекрасно знаем, — сказал Андрей.

— Прекрасно! — добавил, на мгновение обернувшись, Темка.

— За Полярным Кругом!

— Там снег и медведи, — сказал Андрей. — Как ты выжила?

— Не знаю. У оленеводов жила.

— У кого? — удивился Темка.

Они пошли по дорожке. Площадка-пристань с киоском и мачтой осталась позади, пруд поворачивался вытянутой, некрасивой стороной. Сразу стал виден прибившийся к берегу и качающийся на воде мусор, какие-то пакеты, бумага, фольга от шоколадных батончиков. Утки там не плавали.