Партизаны

Книга оказалась небольшим альбомом, в прозрачных пластиковых, с тиснением кармашках которого находились фотографии, снятые, похоже, на мобильный телефон, а потом через сеть распечатанные на принтере. Евгений Сергеевич принялся листать страницы. С фотографий глядел в мир светленький мальчик — сначала совсем кроха, едва ли с месяц возрастом, затем уже постарше, побольше, вот он уже ползает в подгузниках, вот смотрит в мир большущими карими глазами, вот улыбается во весь свой беззубый рот. Крем белой монобровью на лбу. Поспешный бег от собаки. Мячик, протянутый в камеру. Где-то на пятилетнем возрасте — мальчик в шортах и курточке стоит на площадке у пруда, держась за дедову руку — фотографии обрывались.

— А дальше? — спросил Андрей.

— Ничего нет, — глухо сказал старик.

— Изъяли?

Евгений Сергеевич кивнул, голова его затряслась.

— Два года, два года уже не знаем, где он, что с ним.

Может, и подставной старик, а отстраниться не получилось. Как отстраниться? Сказать, что это нормально? Молча, старательно не оглядываясь, вернуться к своим, к Нике и к Темке? Ох, доведут людей, суки. Уроды. Дядя Саша и так уже советует без газового пугача никуда не выходить. Чуть что — выстрел в морду, Темку на руки — и бежать. Куда только бежать? В Китай?

Далеко до Китая.

— Причина изъятия? — спросил Андрей.

Евгений Сергеевич дрожащими руками снова завернул альбом в плед.

— Насилие над ребенком. Статья четвертая.

— Физическое? Психологическое?

— Написали — и то, и то.

— «Четверка», пункт один, пункт два? Нарушение зафиксировано?

— Да. Маша, дочь, уж на что терпеливая, а не выдержала, дернула Вовку за рукав, — старик поднял влажные глаза на Андрея. — Он — хороший ребенок, но не всегда слушается. А тут — это, летающее…

— Дрон.

— Да, дрон. Но с дрона не четко видно, он не успел захватить.

— Андрей, — позвала Ника.

— Подождите, я отойду, — сказал Андрей.

— Конечно-конечно, — кивнул старик.

Пять шагов по поскрипывающим дощечкам. Спасательные круги. Мачта. Темная гладь пруда. Никого там, на том берегу? А то вдруг хоронятся за подступающими деревьями, выставив сверхчувствительные микрофоны и дальнобойную оптику. Впрочем, дальнобойной и не нужно. До берега напротив метров сорок, ну, пятьдесят. Смартфона с цифровым зумом будет достаточно.

— Мне кажется, Темке холодно, — наклонившись, тихо сказала Ника.

Чему Андрей успел ее научить, так это в любой ситуации демонстрировать улыбку. Вкупе с морщинкой над переносицей улыбка выглядела несколько искусственно, но зато никакого давления на Темку. А то придут, сердито потрясут жирными щеками — ах, как, вы не знаете, что ребенок очень чутко улавливает беспокойство и тревогу родителей и проецирует ее на себя? Тьфу!

— Темка, тебе холодно? — спросил Андрей.

Сын на мгновение обернулся.

— Не-а.

— А хлеба еще нужно? — спросила Ника.

— Ой, мам, да!

Темка подбежал к рюкзачку. Утки кружили на воде. Хлебный ломоть перекочевал из пакета в ладошку сына.

— Утки такие ненасытные! — сообщил он.

— Раскормишь, они и улететь не смогут, — сказал Андрей.

Темка рассмеялся.

— Тогда у нас будет утятина! — провозгласил он, припрыгав к ограждению.

Хлебные крошки посыпались на воду. Вот черт возьми, с досадой подумал Андрей, даже к такой невинной реплике про утятину могут прицепиться. Что это за избыточная агрессия у вашего сына? Вот что на это можно ответить? Ведь глупость? Глупость! Я натаскиваю его на уток с двух лет.

— Чего хочет от тебя старик? — перебирая вещи в рюкзаке, прошептала Ника.

— У него вроде как внука из семьи изъяли, — также тихо ответил Андрей.

— Господи! Будь начеку.

— А то.

Шесть шагов обратно к раскладному стульчику. Темка оглянулся на отца, словно проверяя, не далеко ли тот ушел. Молодец, следит за окружающей обстановкой.

— Простите, — сказал Андрей, встав со стариком рядом.

— Я понимаю, — сказал тот.

— Вы рассказывали про дрон.

— Да дрон-то ладно, — махнул ладонью Евгений Сергеевич, — там еще одна камера оказалась, на углу дома. Она уж во всей красе…

— А чья камера?

— Полицейская. Охраны порядка.

Андрей вздохнул.

— Тогда они могли привлечь эти записи на законном основании. Тут, честно, только уже в суд обращаться.

Старик кивнул.

— Уже два года по этим судам ходим. Седьмое заседание через неделю. Два года без Вовки…

Он прижал растерянные пальцы к губам.

— Крепитесь, — сказал Андрей.

Евгений Сергеевич посмотрел на Темку.

— Ваш сын может обнять меня? — спросил он. — Или просто взять за руку? Вы не поймите меня, пожалуйста…

Андрей переступил ногами, развернувшись к сыну.

— Темка! — позвал он.

Темка повернул голову.

— Ты меня зовешь, пап?

— Да, если тебе не трудно.

— Я могу.

Сын подошел, пряча остатки хлеба в карман курточки. Остановился, не доходя до сидящего старика двух своих невеликих шажков, чуть в стороне от отца. Как бы самостоятельный. Как бы свободный, сам за себя решающий ребенок.

— Здравствуйте.

— Здравствуй, — сказал Евгений Сергеевич.

— Постоишь рядом с дедушкой? — спросил Андрей. — У него внука увезли.

— Насовсем? — привстал на носках Темка.

— Никто не знает.