Партизаны

— Мамочка! — громко сказал Темка. — А можно я здесь постою?

— Конечно, солнышко, — отозвалась Ника.

Она освободила Андрея от рюкзака, поставила его на скамейку и извлекла из кармашка половинку нарезного батона.

— Тебе один кусочек или сразу два? — спросила она.

— Пока один.

Темка подбежал сам.

— Там у трех уток головка зеленая, а у двух других — серая. Это разные виды?

— Не-а, — сказал Андрей.

Сын выбрал ломоть побольше, откусил с краю корочку.

— А что тогда? — щурясь, спросил он.

— Ну-у, — протянул Андрей, — это надо подумать.

«Надо подумать» означало: давай, сын, шевели извилинами самостоятельно. Если бы Андрей сказал: «Думай», и это записали бы с прилепленного на мачту микрофона, то его могли бы привлечь за оказание психологического давления на ребенка. Предупреждение, отметка в ювенальном деле, подозрение на лишение родительских прав. А там и до ограничения в общении недалеко.

Он вспомнил вдруг одну бесноватую, которая кричала: «Почему вы заставляете человека думать? А если он не хочет? Это его выбор! Уважайте его выбор. Не смейте ему мешать!»

Ну, дура, нет?

С куском хлеба Темка подбежал обратно к ограждению.

— Пап, а постой со мной рядом, — попросил он.

— Разумеется, — сказал Андрей.

Очень нейтральное слово. Не прицепишься.

Ника спустила рюкзак в ноги и устало сгорбилась с пакетиком хлеба и бутылочкой сока в руке, готовая в любой момент прийти сыну на помощь. Бедняжка моя, нежно подумал Андрей. Ветер спутал ей прядки волос. Она глазами показала на старика, Андрей чуть заметно кивнул: контролирую. Опереться, облокотиться о перила рядом с сыном — пара шагов.

— Видишь? — спросил Темка.

Гладь пруда морщилась, словно выражая неодобрение погоде, у уток топорщились перья. Три действительно были зеленоголовые, две — темненькие, рыже-бурые. Утки неторопливо плавали метрах в пяти, совершенно игнорируя людей. Какая-нибудь то и дело что-то выхватывала из воды клювом.

— Да, это утки, — сказал Андрей, — скорее всего, кряквы.

— И те, и те?

— Да.

Темка отщипнул от мякиша, скатал его в шарик и бросил в воду. До уток хлеб не долетел метра два. Они даже не поплыли в его сторону.

— Пап, но они разные!

— Как же это может быть? — посмотрел на сына Андрей.

Темка задумался.

— Не знаю.

— Ну, смотри, те, рыженькие, будут чуть поменьше своих зеленоголовых соседей. О чем это говорит?

— Что они младше!

— Ну, не совсем. Но ты рядом с правильным ответом.

— Что одни — родители, а другие — дети?

Андрей качнул головой.

— Почти. Но вот я — большой, а мама наша…

Темка подпрыгнул и замахал рукой, показывая, что сам догадался.

— Это мамы и папы! — выпалил он.

— Да, — сказал Андрей.

— Какие разные!

Новый хлебный шарик упал к уткам уже ближе, и они к радости Темки подплыли к мякишу всей стайкой.

— Ура! Едят!

Андрей чуть не взъерошил сыну затылок, но вовремя опомнился.

— Солнышко, ты пить хочешь? — спросила со скамейки Ника.

— Не-а, — ответил Темка.

Он жевал корку, скатывая последний шарик. Утки, явно интересуясь, подобрались ближе, закружились хороводом. Иногда было видно, как в толще темной воды мелькают их красные лапы.

— Молодой человек! — услышал Андрей.

Он переглянулся с Никой и повернулся к старику.

— Да?

— Вы не могли бы подойти? — спросил тот.

— Конечно.

Я же хороший родитель, подумал Андрей.

Вблизи старик оказался крепким и вполне прилично одетым. Под пледом обнаружилось расстегнутое кремовое пальто, под пальто — серый костюм в «елочку». Вычурно и дорого для ювенального ловца.

Хотя кто их знает?

Старик имел короткие седые усы и щетинистый седой подбородок. Глаза у него были светлые, зубы — искусственные, худые запястья оплетали темные вены.

— Здравствуйте. Меня зовут Евгений Сергеевич, — представился он, пряча книгу под плед. — А вас?

— Андрей.

Андрей пожал протянутую ладонь. Старик несколько секунд вглядывался в его лицо, губы его тронула странная, словно бы заискивающая улыбка.

— Ваш сын? — качнул головой в сторону Темки он.

— Да.

— Замечательный паренек.

— Воспитываем согласно всем рекомендациям ювенальной службы и закона против детского насилия, — отчеканил Андрей. — Участвуем в семинарах по свободе ребенка в семье, ходим на мероприятия по сексуальному просвещению, посещаем психологов (он чуть не оговорился: «Психопатов» и мгновенно вспотел), входим в план проверок.

Улыбка на лице старика застыла.

— Да, это… — пробормотал Евгений Сергеевич в смятении. — Это, наверное, по-своему, так и должно, раз по закону…

Он сник. Но рука его нырнула под плед, нащупала там книгу, и глаза старика вновь засветились надеждой.

— А у меня, знаете, внук, — поделился с Андреем он.