Партработник

Я отчетливо запомнил эту её фразу. Мне стало неимоверно стыдно из-за того, что у меня есть не только письменный стол, но и своя комната, а у такого же, как я, мальчика есть только эта жуткая доска, перекинутая через дышащее на ладан кресло. Стало так жалко моего товарища и всю его семью! Я почувствовал себя виноватым за то, что они живут в полутора комнатах этого столетнего, пропахшего кислыми щами дома. Я тогда ничего не сказал его маме. Просто пообщался с моим товарищем и пришел домой в невообразимой тоске. Родители, понятное дело, спросили о причине. Уже не помню, что именно они мне тогда сказали, да это и не важно. Они нашли, я уверен, нужные в тот момент слова… Я больше к тому мальчику не ходил и вообще впредь старался избегать подобных ситуаций. Мне не хотелось испытывать возникавшего в аналогичных ситуациях чувства вины, а оно – вольно или невольно – накрывало меня постоянно.

Просто напомню, что речь идет об Урюпинске конца 1970-х годов. Именно при отце там началось крупномасштабное жилищное строительство кирпичных пятиэтажек, куда постепенно переезжали люди, но все равно некоторые семьи еще жили в старых, дореволюционной постройки купеческих домах, игравших роль многоквартирных коммуналок. И это не ленинградские коммуналки, а урюпинские. Поверьте – разница ощутимая.

Со временем у меня выработалась привычка – я старался, когда возможно, не говорить, кто мой папа. Конечно, я гордился им и фамилией, которую ношу. Но я хотел избежать того предвзятого отношения ко мне, которое почти неизбежно проявлялось. В интонациях, репликах, комментариях, подхихикивании, разного рода междометиях и т.п. Я боялся внезапно накрывающего чувства вины непонятно за что.

Я думал, после августа 1991 года это закончится – но нет, оно не закончилось. До сих пор в комментариях под моими постами в соцсетях нет-нет – да и проскользнет что-то типа «но у меня же не было влиятельного папы» или что-нибудь про «золото партии». Всегда найдется тот, кто напомнит мне про «отца-партократа», «привилегии» и т.п. У интеллигенции есть своя «фишка» – некоторые любят развивать в разговоре со мной тему про то, что «приличный человек не шел работать в партийные органы». Каково мне это слышать…

Хочется сказать всем этим уважаемым людям: «Слушайте, 30 лет прошло, а вы все никак не успокоитесь! Ну нет больше «партократов». Нет их «привилегий». Чего вы мне продолжаете всем этим пенять!?». Каждый такой комментарий не дает мне забыть то детское ощущение вины, но теперь мне не хочется исчезнуть, а наоборот, хочется вернуть им той же монетой, например, сказав: «Ну я понимаю, что кто-то вас тогда обидел – не дал квартиру, не улучшил жилищные условия, карьера не сложилась и т.п. Но причем здесь я и мой папа?»

Советский Союз жив, это точно. В головах моих ровесников и старше. Вы не заметили, как часто разные медийные политологи, которым далеко за 50, мгновенно переключаются на пространные рассуждения о «политбюро», «партноменклатуре» и прочем, хотя их спрашивают о сегодняшней России? Они продолжают вести прерванную в августе 1991 года полемику с «партократами»…

Во многом для того, чтобы доказать, что я сам что-то из себя представляю, а не являюсь приложением к отцу, я подал на конкурс стипендий для написания Ph.D. в Великобритании. Был очень серьезный отбор. Я получил стипендию в 2001 году, проучился в аспирантуре в Университете Эссекса в Великобритании и успешно защитил докторскую по социологии в 2007 в том же университете. Разумеется, текст диссертации был на английском. Думаю, нет смысла подчеркивать, что все – от первой до последней запятой – я написал сам. Поверьте, это значительно сложнее, чем написать кандидатскую, а, возможно, и российскую докторскую.

Чтобы дать представление о том, какие высокие требования предъявлялись к кандидатам на стипендию скажу, что эта программа просуществовала четыре года (с 2000 по 2003) и претендент должен был хорошо знать английский, желательно иметь степень кандидата наук или магистра и уже заниматься наукой, публиковать статьи. Программа эта спонсировалась британским правительством и окончательное собеседование проходило с участием представителей посольства Великобритании в Москве. Каждый год на всю Россию в течение четырех лет выделялось всего по две стипендии по четырем направлениям – социологии, политологии, экономике и юриспруденции. Из двух стипендий по социологии, выделенных на всю страну в 2001 году, одну получил я. Но даже после этого одна дама, работник волгоградского вуза, не без ехидства заметила, что дескать «понятно, как Миша эту стипендию получил – папины связи в Москве…». Ну тут комментировать даже нечего. Хотя, с другой стороны, это в какой-то мере даже лестно – такой миф о папиных связях.