Паруса судьбы

− Какого черта вы заставляете ждать? − Диего не шутил, перчатка зло хрустнула кожей.

− Солдаты, много солдат! − глаза старшего, Фернандо, горели тревогой.

− Пришлось покружиться, сеньор, прежде чем миновали заставы, − Алонсо обжег плетью промеж ушей насторожившегося жеребца. − А толстяка довезли, как велели. Старик не врал, он и взаправду хозяин таверны… насчет детей только погорячился. У него одна дочь.

− Это меня меньше всего интересует. Где его богадельня?

− В дыре, дон Диего. Вряд ли вашей светлости это логово придется по душе. Стоит на отшибе, на самой окраине… Зовется Сан-Мартин.

− Вот тут ты ошибаешься, друг. Говоришь, на отшибе? Это мне уже по душе. Нам сие даже очень кстати.

Де Уэльва оттаял, еще раз вздохнул и только тут обратил внимание на перекинутых через седло Фернандо двух щуплых индюшек. Связанные за лапы тонким ремнем, бедняги обреченно висели вниз гребешками, распластав пестрые крылья, одуревшие от скачки.

− А это что? − Майор спрятал улыбку в усы.

− Как что? − Фернандо обиженно хмыкнул. − Наш ужин, сеньор!

− Да им, похоже, самим нужен ужин из нас четверых, черт возьми! Скажи еще, что ты заплатил за эти мощи десять сенсов.

− Пятнадцать, сеньор!

− Бьюсь об заклад, за их наваристые когти…

Цокот копыт потонул в дружном смехе.

Глава 16

Потайная галерея дышала нечистотами крыс, затхлой тьмой и вековой сыростью. Узник, волею судьбы замурованный в ней, мог разорвать легкие криком, но вопиющего гласа никто бы не услышал; он мог выплакать глаза в муках вечности, мог тронуться умом от страданий, но ему, непосвященному, за всю жизнь не удалось бы сыскать выход из этого каменного мешка.

Мрак и стужа ознобили безмолвную фигуру, ссутулившуюся в тесном проеме кельи. Тем не менее истекло изрядное время, прежде чем она отпрянула от смотревшей в Малый кабинет узкой бойницы, которая снаружи была наглухо скрыта холстом картины. Осведомленные персты опустили на искусную прорезь плотно прилегающую пластинку. Теперь портрет гранда в златотканом плаще и рыцарских доспехах, отливающих синевой, опять имел оба глаза и бесстрастно смотрел на старого вице-короля.

− Зажги свечу, брат Лоренсо.

Трепещущий огонек осветил гранит ступеней. Человек в фиолетовой мантии спустился с приступка кельи, сердито щелкнув четками.

− Обождешь здесь.

− Повинуюсь, мой генерал172. − Дроглое пламя свечи отражалось в чернильных зрачках бритоголового:

− Вы не оступитесь?..

− О сем позаботятся другие. − Мантия колыхнулась, сбивая со стен мерцающие капли влаги.

Двигаться по узкому лабиринту приходилось с трудом, но Монтуа уверенно ставил ногу, зная на ощупь каждый дюйм.

* * *

Привыкший гадать о грядущем по Библии, герцог муслявил страницы − получалось отвратительно. Как после дурного сна он передернул плечами и захлопнул книгу. «Проклятый гонец!» Линия пухлых, четко обрисованных губ вздрагивала вместе с эспаньолкой, ухоженной, мелкой, приятно пахнущей. На бледных щеках горели два алых пятна. Кресло, на котором он восседал, ныне начинало тлеть. Старик трусил стать жертвой доноса, и трусил панически. Над королевским дворцом в густой бирюзе позднего вечера бултыхались и вились несметные тучи черных галок. Треща и шумствуя заполошно, птицы будто злорадствовали.

«Прах его дери! Куда пропал Монтуа?»

Раздался невнятный щелчок, пламя канделябра рванулось и затрепетало голубым свечением. Кальеха вздрогнул, резко повернувшись к мрамору очага. Камин ожил: неслышно стронулся с места, приотворив зияющую ночью пасть. По полу потянул леденящей сыростью холод, из тайного скрыва выступила фигура в черном. Ее профиль клювастой тенью упал на лоснящийся шелк стены.

− Монтуа?! Как вы меня напугали! Но хорошо, хорошо, что вы явились в сей роковой час…

Герцог пытался напустить на себя спокойствие, но на верхней губе его прыгал живчик.

Человек в черной сутане, с маленькими, плотно прижатыми к черепу ушами, сразу перешел к делу:

− Mеmento mori173, ваша светлость. Час поистине роковой… Мой излюбленный час. Я видел, я знаю всё.

С минуту они смотрели друг другу в глаза. Хриплый, по-родительски покровительственный смех ударил вице-короля прямо в сердце.

Это было простуженное карканье, так не похожее на человеческий голос, что волосы его зашевелились. Невольно он искоса взглянул на ноги монаха, памятуя о слухах.

− Вы удивляете меня, сын мой. Вы тоже стали верить, что вместо ног у меня копыта? − всё с тем же смехом иезуит приподнял сутану, обнажая лакированные туфли при шелковых карих чулках.

− Боже, Монтуа, ваша вездесущность и ваше всезнание… − буркнул Кальеха. − Признаюсь по совести, гореть мне в аду за мое богохульство, но я уже сам теряюсь, кому больше верить: Христу или вам, генерал.

Польщенный признанием, монах улыбнулся. Так мог бы улыбаться отведавший человечины зверь с сытой сонливостью в глазах.

− Этот дерзкий carat174 видел вас?

− К великому сожалению, да, − костлявые пальцы Монтуа спокойно продолжали перебирать нанизанные на шелковый шнурок зерна.

− О, Создатель! − хватаясь за седую голову, простонал Кальеха. − Да вы понимаете, что это значит?!

Монах кивнул головой.