− Молча-а-ать!!! Кабы дом горел! А то… − глаза толстяка, казалось, вот-вот выскочат из орбит. − Выколите мне глаза! Облейте мое мужское достоинство кипящим соусом! Да что же это такое?! − топал ногами папаша Муньос. − Ну почему, почему мне всегда приходится расхлебывать всякое дерьмо?! − его клокочущий гневом взгляд готов был испепелить Сильвиллу.
Но она, засучив рукава и перенеся тяжеленную торбу со снедью за стойку, спокойно сказала:
− Да потому, что у тебя талант к этому. Ты незаменимый мастер обосрать дело. Ну-ка, отвечай, где фургон и скотина? Пропил?
− Да знаешь ли ты, что меня обжужжал град пуль?! −Антонио браво пошел на жену, как солдат на редут, и… занял позицию, не дойдя два-три шага.
Рука Сильвиллы грозно сжимала скалку.
− Ладно, убедила, давай по-хорошему. Все-таки мы муж и жена, верно? Эх, давненько мы не решали наши противоречия в постели…
− Она давно поросла мохом. Не крути, выкладывай!
− Так вот, − Початок засиял праздничным пирогом, −приготовься, только не падай.
Толстуха хмыкнула, отложила скалку, правда, недалеко и, уткнув руки в бока, с недоумением уставилась на раздувшегося от важности супруга.
− Ты меня знаешь… Я ведь сразу беру быка за рога. Ты не возражаешь?
− Ну возьми, возьми… − она пуще нахмурила брови.
− Так вот! Благодаря только мне, слышишь, а не кому-нибудь там, черт побери! Мы стали… Тьфу! − Муньос лизнул взглядом подсумок. − Нет, я стал обладателем тысячи реалов!
Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как по зале таверны жужжали наперегонки мухи. Эта новость потрясла саму мамашу Сильвиллу куда более, чем если бы ее мужу отрубили голову. Она стояла, опустив изработанные, большие, совсем не женские руки, и тупо смотрела на Антонио, который под шумок уже откупорил бутылку вина и жадно посасывал ее, точно младенец рожок.
Эту картину и застала Тереза, с грацией провинившейся кошки перешагнувшая порог. Вся в золотистой пыли, она принесла с собой ощущение опустошенной усталости. К ее тонким пальцам прилипли остатки травы, которой она обтирала упененного скачкой коня Луиса де Аргуэлло.
Глава 14
− Ну! Нагулялась, девка-ветер? − зычно гаркнул Початок, памятуя о наставленных ему капитаном шишках.
− А ты всё пьешь? − Тереза бросила на него недружелюбный взгляд и, гордо откинув голову, прошла через зал к матери за стойку, где сполоснула в кадушке лицо и руки.
Муньос в ответ чмокнул губами и выдал:
− Ух ты, свистушка сопливая! Да знаешь ли ты, что вино благодатно действует мне на кровь?
− Ты это скажешь, когда она прольется под топором палача.
− А ну стой, лахудра! Ты как это с родителем разговариваешь? Ну, я пью. И что? И буду, кстати, отныне пить столько, сколько влезет в мою глотку. Теперь я при деньгах, и надолго.
Он сверху вниз глянул на притихших женщин. Тереза бросила удивленный взгляд на странно молчаливую мать. Та, не поднимая глаз, с покорностью протирала пузатые пивные кружки и выстраивала их, как солдат, в предлинную шеренгу.
Девушка застыла. Глаза ее мстительно сузились, в них сверкнул злой огонек, губы сжались в плотную узкую линию. Она резко обернулась к отцу и выстрелила вопросом в лоб:
− Это он дал деньги?
− Он, чайка! Он, твой беркут. Ну, что уставилась, глупая? − бросил Муньос вызов. − У меня что, банан на лбу вырос? О-о! Ты не знаешь, как он меня, будущего тестя, умолял в знак уважения принять должный подарок. Бедняга! Стоял на коленях битый час. Нет, вру, как сейчас помню, два! Эй, юбки, слышите, на ко-ле-нях! Три часа! −Початок торжественно воздел к небу бутылку. − А почему, я вас спрашиваю? Да потому, что Антонио Муньос целый мир пропьет, но королевскую кавалерию не опозор-р-рит!
− Когда кончишь врать − иди и проспись! − Тереза была вне себя: опять за нее всё решили. «Что ж я, безмозглая кукла?!»
Она опять посмотрела на мать, точно искала опору, и… не нашла. Мамаша Сильвилла с упорным молчанием, как заведенная, продолжала греметь кружками. И девушка вдруг с ужасом ощутила дикое желание вцепиться ногтями в ее толстое, без ресниц, лицо. Гоня прочь страшный позыв, она подскочила к отцу.
− Весело получается! Сначала этот дон Хам купил с потрохами вас с матушкой, а теперь сгорает страстью купить и мое сердце?
− Да он же любит тебя, задрыгу безродную, без памяти и боится потерять!
− Он всё равно уже потерял.
− Терези!.. − взволнованно прозвучал голос Сильвиллы, но осекся под слезами гнева дочери.
− Передайте ему еще раз: я не продаюсь! И если он не усвоит, то я сдержу данное ему обещание!
− Выйти замуж? − Антонио пьяно оскалился, облизывая горлышко пустой бутылки.
− Убить его!
Бутылка грохнула об пол.
− Ты что ж это балясничаешь?! Прикуси свой язык, пока я его не подрезал! − карие глаза Муньоса налились кровью. − Да наша семья обязана дону Луису вторым рождением.
− О! Лучше б я вообще не рождалась! − Тереза нервно расхохоталась, отбросив упавшие на грудь волосы.
− Не богохульствуй! − голос матери не обещал ничего хорошего.
«Одна против двоих…» − девушка прикидывала силы, а впрочем, ей было не привыкать. Она с неизбывной тоской посмотрела в распахнутые окна. «Боже! Как там было покойно».