Парусник № 25 и другие рассказы

«Он изменился. Он все еще – воплощение зла. Но в нем стало меньше мелочности, меньше характерной отвратительной низости. Теперь Хью превратился, я сказал бы, в величественного негодяя».

«Что происходит, когда вы встречаетесь?»

Дон помолчал, после чего обронил, как ни в чем не бывало: «Он пытается меня убить».

«Убить?»

«Звучит странно, не правда ли? Я уже мертв. Но таково положение вещей».

«Как он может тебя убить? Ты бесплотен, ты – мысль!»

«Мысль можно утопить, задушить другой мыслью, превратить в ничтожество, в ничто – или в нечто презренное, пугливо скрывающееся».

«Хью пытается это сделать – с тобой?»

«Да».

Джина размышляла несколько секунд, потом спросила: «Тебе известно, чтó у нас происходит?»

«Не совсем. Я был… как бы это выразиться? Далеко, в других местах».

Джина объяснила ситуацию, и Дон несколько минут молчал.

«Дон! Ты все еще здесь?» – робко спросила Джина.

«Да. Я думаю».

Еще одна минута прошла в тишине. Джина напряглась, наблюдая за расслабленной фигурой Айвали, за тем, как руки медиума перекручивали и переплетали ленту.

«Джина?»

«Я слушаю, Дон».

«Конфликт между нами – борьба двух идей. Хью олицетворяет одну идею, я – другую. Я обязан драться с Хью. Обязан убить его – убить идею Хью».

«Но как же… У тебя хватит сил?»

«Не знаю».

«Как ты будешь с ним драться?»

«Так, как дерутся на Земле. Руками, ногами и зубами».

«А если он победит, я тебя больше никогда не увижу?»

Голос Дона становился слабым и неразборчивым: «Не знаю, Джина. Пожелай мне удачи. Кстати, я вижу Хью… Он приближается».

Айвали Трембат вздрогнула, что-то пробормотала и затихла.

В гостиной раздался внезапный рев, подобный шуму проносящегося рядом поезда. Рев превратился в рокот, в ворчание – и замер.

«Айва! – осторожно позвала Джина. – Айва?»

Ответа не было. Джина прислушалась. Воздух был неподвижен, но почему-то казался напряженным, потрескивающим, как целлофановая пленка.

Джина медленно поднялась на ноги и направилась к телефону.

* * *

Хью Бронни стоял над Дональдом Бервиком. Они пребывали в однообразном пространстве, на бесконечной равнине – это могла быть украинская степь или перспектива сюрреалистической картины.

Хью надел черный двубортный сюртук. Его огромные мускулистые руки плотно заполняли рукава до самых плеч, глаза горели, как дуги электрических разрядов, лицо было размером со щит, ноги бугрились от неистраченного напряжения.

«Дональд Бервик! – сказал Хью. – Я ненавидел тебя в жизни и ненавижу тебя в загробном мире».

«У тебя нет выбора, – ответил Дон, – потому что здесь ты – олицетворение ненависти, и таким же был на Земле».

«Нет! – отрезал Хью. – Я – великий духовный вождь. И теперь я – святой».

«Словами невозможно скрыть факты».

Хью угрожающе шагнул вперед: «Я изгоню тебя, зловредное, пискливое, трусливое ничтожество!»

* * *

Джина позвонила Годфри Хеду: «Годфри! Мне нужно вас видеть».

«Прошу прощения, Джина, в данный момент это невозможно… Я должен присутствовать на совещании профессорской ассоциации. Поверишь ли? Два члена правления нашего университета стали крестоносцами!»

«Годфри! Я только что говорила с Дональдом. Он дерется с Хью Бронни – сейчас, сию минуту. Мы должны ему помочь».

В трубке раздавались только шорохи – Хед молчал. Затем он спросил: «Помочь ему? Как?»

«Позволь мне придти на совещание… Надо полагать, все участники настроены против Бронни?»

Годфри Хед фыркнул: «Разумеется. Но что ты можешь сделать?»

Джина горько рассмеялась: «У меня есть миллионы долларов. Я многое могу сделать».

* * *

Хью резко наклонился, вытянув правую руку, и схватил Дона за плечо. Пальцы впились в плоть, как вилы в кипу сена.

«Шпага!» – подумал Дон, и у него в руке появилась шпага. Он ударил с размаха – клинок зазвенел, ударившись о шею Хью. Хью схватил клинок левой рукой и вырвал шпагу.

«Изрублю тебя в лапшу! – говорил он нараспев. – Превращу тебя в дым, уничтожу память о тебе на веки вечные…» Хью замахнулся шпагой – Дон отпрыгнул назад. Клинок просвистел вдоль его груди, оставив кровавый след.

Дон опять подумал о шпаге – у него в руке возникла другая шпага.

Хью разразился издевательским хохотом и снова шагнул вперед, размахивая клинком.

* * *

Годфри Хед сдержанно обратился к собравшимся членам профессорской ассоциации университета: «Моя хорошая знакомая хотела бы выступить перед ассоциацией. Должен предупредить: ее выступление станет для вас большой неожиданностью. То, что вы услышите, может показаться беспрецедентным и вызвать беспокойство. Тем не менее не забывайте, что мы рассматриваем себя как интеллектуальную элиту и обязаны взять на себя ответственность, связанную с таким представлением о себе – в противном случае мы останемся не более чем краснобаями и очковтирателями…»