Паштет из соловьиных язычков

— У иудеев вообще никакого ада нет. А у христиан и мусульман только суеверия. Еще папа Иоанн Двадцать Второй в четырнадцатом веке издал буллу о том, что ада не существует, потому как в Священном Писании о нем не упоминается. Его, правда, заставили перед смертью покаяться, но в уме никто и никогда этому папе не отказывал. То же самое относится и к раю. Что такое рай? Место, где будет хорошо. Тебе хорошо здесь?

— Нет, — сказал Марк.

— А где тебе хорошо?

Марк задумался, припоминая время, которое он провел, будучи обычным человеком. В любой, даже самой короткой череде событий, которая случалась с ним в земном мире, были радости и горести, но воспринимались они целой картиной, называемой жизнью, и жизнь эта была сладостна и желанна, особенно в сравнении с его нынешним существованием.

— Там, — ответил Марк, глядя мимо Изи на луну, заполнившую своим светом вход в пещеру.

— Вот там и находится рай, — заявил Изя.

— Ад тогда где? — поинтересовался Марк, продолжая глядеть на луну.

— Я же сказал — ада не существует!

Марк молчал. Он чувствовал себя уставшим, как будто разгрузил вагон угля.

— Я, наверное, посплю, — сказал он Изе.

— Да-да, конечно! — воскликнул тот, вскакивая с табурета.

Изя подошел к нарам и заботливо укрыл Марка шкурами.

— Спи и потей, — посоветовал он. — С потом выйдет вся болезнь.

— А ты как? — спросил Марк, отползая к стенке.

— А я на табурете посижу, — бодро ответил Изя.

— Ложись рядом, — сказал Марк. — Говорят — в ногах правды нет. Я уверен, что то же самое относится и к заднице, полирующей табурет. Нары широкие. Как будто на двоих созданы. Ложись.

— Спасибо! — согласился Изя.

Он моментально улегся на нары, не сняв при этом костюм и туфли.

— Ты бы разделся, что ли, — предложил Изе Марк, накрывая его одной из шкур.

— Зачем это? — напряженно поинтересовался Изя.

— Да не бойся! — слабым голосом рассмеялся Марк. — Я не гомик, хоть и голый. А даже если и гомик — сил все равно нет. Спи спокойно, ангельская морда.

— Спасибо, — ответил Изя. — А ты, случайно, не храпишь?

— Нет, — ответил Марк. — Но если и храплю, то негромко. Потому что болею.

— Ну и хорошо, — сказал Изя, подсовывая под голову кулак.

— Спокойной ночи, — тихо сказал Марк. — А ты не заразишься от меня этой… как ее там… пневмококией?

— Нет, я ей уже переболел, — ответил Изя, и так же тихо добавил, — спокойной ночи.

Они заснули, укрытые одной шкурой.

ПОРЦИЯ ШЕСТАЯ

Пока Марк болел, еды хватало обоим. Изя летал и приносил. Правда, он не забывал навещать и ангельскую столовую. Но через неделю это закончилось. Зато наговорились они всласть. И из этих разговоров Марк понял, что ничего хорошего ему не светит. Если, конечно, он не уйдет из жизни сразу.

Одежду, в которой он прибыл на площадку, у него забрали, а взамен оставили выцветшую серую тунику, воняющую дустом, и вьетнамские резиновые шлепанцы.

— Это что такое?! — орал он на Изю, когда обулся во вьетнамки в первый раз для того, чтобы сходить по нужде не босиком, а как культурный человек. — Хоть бы отельные тапки выдали! Я уж не говорю о теннисных туфлях. Это не обувь! Это прокладка для работы с электричеством!

— Да не кричи ты так, — вразумлял его Изя. — Какая тебе разница, в чем справлять нужду? Можно подумать, ты из пещеры выходишь каждый раз в высший свет, где все встречные обсуждают твой гардероб. Здесь кроме меня никого не бывает. Ну, Генрих Новицкий не в счет. А так я всегда готов засвидетельствовать, что ты выглядишь прилично. Особенно по сравнению с теми, кто живет в трещинах.

— Да пошел ты сам в трещину! — кричал Марк.

— Не советую ни тебе, ни мне, — здраво отвечал Изя.

А по вечерам они мирно беседовали, и Марк узнавал много нового о жизни в чистилище.

— Главное что? — спрашивал Изя. — Главное — покориться неизбежному наказанию. Вытерпеть. И все будет хорошо.

— Какому наказанию? — не уставал удивляться Марк. — За что? За то, что сделал мой отец? Вот и разбирайтесь с ним! Да и что он сделал? Обчистил строение, в которое люди сносили все, что у них плохо лежало? И правильно сделал! Если ты относишь что-либо ценное черт знает, или бог знает, куда, значит — оно тебе не нужно! Мой отец взял то, что не нужно было никому. За что его наказывать?

— Ты софистикой не занимайся, — советовал ему Изя. — Тут мораль какая? Не твое — не трогай! Вот что главное.

— Твое-мое… Я здесь при чем?

— При том, что захотел нарушить порядок, установленный Господом.

— Какой порядок?

— Твой отец должен был страдать. А ты — лишь довесок к его мучениям. Вот и страдал периодически.

— Я никогда не страдал, — отвечал Марк. — Только жил всегда, не доживая до сорока лет. И вечно мне голову оттяпывало чем-нибудь. То паровозными колесными парами, то какими-то мечами, рухнувшими со старой стойки на складе… А бывало, что и ядром отшибало.

Он ненадолго задумался и продолжил: