Паштет из соловьиных язычков

Мальчик подполз к трупу Марка, снял с его ног шлепанцы и обулся в них сам. Они были, конечно, велики ему, но наличие хоть какой-то обуви позволяло перемещаться по площадке с бо́льшим удобством.

Вершина горы тем временем наполнилась ангелами, но мальчик, прислонившись спиной к расстрельной стенке, смотрел не на них, а на солнечный диск, продолжавший свое закатное движение, и потому не заметил, как один из ангелов юркнул в пещеру.

— Га-га-га! — раздался вдруг громкий гогот.

Мальчик повернул голову на звук. Перед ним стоял Генрих Новицкий.

— Добро пожаловать домой! — сказал он, явно издеваясь. — Ура! Красс вернулся! Только разве ж это Красс? Да это не Красс, а Крассик какой-то!

Вокруг дружно заржали. Красс молчал.

— Будет тебе теперь на орехи! — довольно произнес Новицкий. — Чего расселся? Брысь отсюда, шкет дистрофический! Работать мешаешь!

Мальчик встал, подошел к обрыву и уселся на край его, свесив ноги вниз. Ангелы принялись за дело. Через несколько минут трупы и расстрельная стенка исчезли. Исчез и пистолет с двумя выброшенными затвором гильзами. Лишь два начавших чернеть пятна крови напоминали о трагедии, случившейся здесь несколько минут назад. Площадка опустела, и Красс подумал, что остался один. Но мысль эта оказалась заблуждением, которое тут же и рассеялось.

Из пещеры с зажатой под мышкой бутылью разболтанной походкой вышел Изя. Прищурившись от яркого света, он осмотрелся и, заметив Красса, направился к нему. Молча усевшись рядом, он свинтил с горлышка крышку и поднес бутыль к глазам.

— Еще пару глотков есть, — заметил он вслух, даже не поздоровавшись. — Твой сын Марк молодец. Оставил почти треть. Но я уже немного постарался.

— Дай мне, — протянул руку Красс.

— Иди ты! — Изя спрятал бутыль за спину. — Детям алкоголь противопоказан. Тем более — таким хилым как ты. Сейчас хлебнешь и помрешь. А кто виноват будет? Ясное дело — Изя, кто же еще!

Он быстрыми глотками высосал остатки виски и швырнул бутыль с крышкой в пропасть.

— Суслику по кумполу, — сообщил Изя радостно. — Ну, чего грустишь? Домой ведь вернулся!

— Эх, дал бы я тебе сейчас в ухо! — мечтательно произнес Красс. — Да сил нет.

— Хэ! — хохотнул Изя. — Ты теперь осторожней с языком будь! А то уши накручу!

Кстати, а детское питание тебе положено? Интересно. Надо будет узнать. А то со сладеньким у нас в столовой совсем беда: — и он отрыгнул алкогольными парами.

— Что, несчастного ребенка обкрадывать собрался? — спросил Красс.

— А ты скольких обокрал, когда Храм грабил?

— Опять-двадцать пять! Я же не у детей крал, а у Бога.

— Так родители жертвовали в Храм деньги, на которые можно было бы сладостей купить! Вот и получается: дети без сладостей, а Красс — мерзавец!

Изя рассмеялся, явно довольный своими логическими построениями.

Красс, поморщившись, ответил:

— Иди ты со своей софистикой к тому идиоту, который тебя обучал. А еще лучше — в задницу к Элеазару.

— Вот сейчас точно договоришься, — разозлился Изя. — Ухо оборву!

Сверху послышался мощный звук хлопающих крыльев. Изю с обрыва как ветром сдуло! Он уже стоял, заняв строевую стойку и вытянув руки по швам. Красс даже не пошевелился.

Естественно, это был Элеазар. Приземлившись в центре площадки, он, не глядя ни на кого, направился к нише в скале, откуда узники обычно пили. В руках архангел держал солидный пучок каких-то веток. Опустив их в воду, Элеазар отряхнул руки и подошел к Изе. Посмотрев на мальчишеский затылок своего давнего врага, он перевел взгляд на ангела.

Глаза Элеазара светились блаженством, а сам вид архангела выражал столько радости, сколько не могла вместить даже туша его тела. Потому эта радость выплескивалась через край волнами, подобно пивной пене, рвущейся наружу из кружки от перелива, допущенного неопытным барменом.

Архангел начал громкий разговор с ангелом, но слова его предназначались в первую очередь Крассу, сидевшему на краю обрыва.

— Готов заняться обучением? — спросил он у Изи.

— Готов заняться чем угодно по вашему приказанию! — отбарабанил Изя.

— Молодец! — сказал Элеазар, кося глазом на Красса. — Поскольку нынешний очищаемый является ребенком, принято решение не лишать его образования. Господь добр в своих чаяньях и деяниях!

— Аминь! — согласился с ним Изя.

— Не ори так! — приказал Элеазар. — Основным учителем будешь ты.

— И что же я должен преподавать? — деловито осведомился Изя.

— Что хочешь, кроме математики и любой другой науки, связанной с бухгалтерией.

— Простите, ваше наисвятейшество, — опешил Изя. — Но с бухгалтерией связано все! Даже история с географией!

— Ничего подобного! — заявил Элеазар. — Оригами никак не связано. Или, скажем, вышивание крестиком. А еще он живет в пещере. Как наука о пещерах называется? Не знаешь, дурак? Спелеологией она называется! А что в пещерах обычно водится?

— В его пещере ничего не водится! — доложил Изя.

— Плохо! — рявкнул Элеазар. — Надо завести. Для наглядного пособия. А вообще-то на входах в приличные пещеры живут грибы и пауки. И науки, изучающие их, называются микологией и арахнологией. Вот и займешься!