Паштет из соловьиных язычков

Марк дал ему хлебнуть еще раз и опять отобрал бутыль.

— В этот раз дадут полуавтоматический пистолет, чтоб ты не путался с барабаном.

Изя требовательно протянул руку. Марк снова дал ему глотнуть.

— Чтоб ты не остался здесь и не оставил своего братца Публия — придумана специальная штука…

Изя замолчал, с улыбкой глядя на бутыль. Марк, не выпуская сосуд из рук, всунул горлышко в рот ангела. Тот протяжно хлебнул.

— Ну! — гаркнул Марк, убирая бутыль.

— Дубинал гну! — крикнул Изя и рассмеялся, вытирая рот рукой. — А что за штука, я не знаю! Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля!

Он запел какую-то песенку.

Марк поставил бутыль на стол, схватил Изю за ухо и выволок его из пещеры.

— Сволочь пронырливая! — выругался Марк.

Он хотел повторить свой утренний трюк и отправить Изю в полет пинком, но последний оказался к этому готов. Извернувшись ужом, он вырвался и, отбежав на несколько шагов, поднялся в воздух.

— Ха-ха-ха! — пьяным голосом рассмеялся Изя сверху.

Марк нагнулся в поисках камня и зашарил руками по площадке. Изя тут же вознесся выше и полетел прочь, хохоча во все горло. Обидный смех долго звучал в вечернем небе, постепенно удаляясь от скалы.

* * *

Публий появился первым. Марк, как и в прошлый раз, сидел, подпирая спиной расстрельную стенку. Наблюдая за Публием, он заметил, что младший брат, оказавшись на площадке, остановился на несколько секунд, а затем оглянулся и внутренне собрался, как будто готовясь к бою, спонтанному и потому непредсказуемому.

Одет он на этот раз был в какую-то униформу со многими карманами. Вот только ноги его были босыми и голову ничто не покрывало. Форма выглядела если и не новой, то хотя бы отстиранной.

Прошлепав босыми ногами по площадке, Публий подошел к Марку и сказал:

— Здравствуй, брат.

Марк ответил:

— Ну, не знаю, как насчет всего остального, но могу сказать, что с братьями обычно так не поступают.

— Ты о чем, о прошлой ситуации? — спросил Публий, усаживаясь на корточки. — Какая мелочь! Ведь минуло двадцать пять лет. Можно было и забыть.

— Ага, — согласно кивнул головой Марк. — Вот ты и забудь. А я буду помнить.

— Да ладно тебе, — махнул рукой Публий. — Что там у нас на этот раз? Меня убили необычным способом. И я подумал, что порядок изменился.

— Ты прав, — сказал Марк. — Порядок действительно изменился. И я тебе сообщу о нем. Но сначала расскажи, как ты очутился здесь в этот раз.

— Представляешь, меня сварили в котле!

— И съели?

— Не знаю, что там было после того как сварили, — удрученно махнул рукой Публий. — Я был наемником в одной из африканских стран. Там нравы всякие… Ну, поймали меня, связали и сунули в котел. В форме и ботинках. Вон, видишь, как выварилась? Хоть чистой стала.

Он показал пальцем на свой френч.

— А почему ты бос? — спросил Марк.

— Ботинки были сделаны из свиной кожи, — ответил Публий. — Выварившись, они ужались так, что размер их стал детским.

— Да уж, — Марк задумчиво покачал головой. — С каждым разом хуже и хуже.

— Вот и я о том же, — с согласием произнес Публий. — Слушай, давай прекратим заниматься отсебятиной? Оставим отца здесь. И все вернется. Он будет нам чикать головы раз в двадцать пять — тридцать лет. Зачем бороться с тем, что нельзя побороть?

— Знаешь, я, наверное, мог бы согласиться с тобой, — кивнул утвердительно головой Марк. — Если б ты не надул меня в прошлый раз! А теперь — вот это видел?

И Марк сунул под нос Публию кулак с оттопыренным вверх средним пальцем. Младший брат молча отвел кулак от своего лица в сторону.

— Думаешь, здесь все сахаром намазано! — Марк уже кричал, обводя руками площадку. — Ты считаешь, только тебе одному можно заниматься любимым делом? А другие пусть дубинируются и с сусликами воюют во сне?!

— Ду… чего? — удивился Публий. — С какими сусликами?

— С во-от такими зубами! — Марк развел руки в стороны на всю их длину.

Публий со страхом глядел на брата, кипевшего бешенством.

— Что с тобой? — испуганно спросил он.

— Ничего! — ответил Марк, резко успокаиваясь. — И потому тебе предстоит самому узнать, как здесь здорово жить. Уж в этот раз я об этом позабочусь!

— Зачем вы кричите? — раздался вдруг тонкий детский голосок.

Это было так невообразимо, что оба брата застыли, пораженные этим голосом. Ребенок? Здесь? Не может быть! Они повернули головы на звук и увидели, как из-за стенки вышел мальчик неопределенного возраста.

Выглядел он десятилетним, но глаза его были совсем не детскими. Крайняя худоба и бледность говорили о болезненном состоянии ребенка, а белая длинная сорочка обнажавшая тощие босые ноги, свидетельствовала о больничной койке, с которой мальчик слез перед тем, как попасть сюда. Осторожно опираясь рукой о стенку, мальчик сполз по ней и уселся рядом с Марком.

— Эй, пацан! — удивленно воскликнул Публий. — Ты как здесь оказался?

— Так же, как и ты, Публий, — ответил пацан. — Или почти так же.

— Отец? — спросил Марк, и рот его приоткрылся от изумления.

— Да, Марк, — ответил мальчик. — Рот закрой, а то селезенку продует.

Марк захлопнул рот и вытаращил глаза.

— Чушь собачья! — не поверил Публий. — Ну какой это отец? Малолетний дрищ!