Пассажирка из Франкфурта. Немезида. Слоны помнят все

Дальше я стала присматриваться ко второй сестре, к Лавинии Глинн. Она показалась мне удивительно милой, здравомыслящей и приятной женщиной. Но ведь общеизвестно, что многие убийцы были весьма обаятельными людьми. Само очарование и любезность. Я называю людей такого сорта респектабельными убийцами. Они совершают убийство из чисто практических соображений. Никаких эмоций и переживаний. Я не считала, что миссис Глинн на такое способна, и была бы крайне удивлена, будь это так, но теоретически всякое было возможно. У нее муж был. Она овдовела несколько лет назад. Да, всякое могло случиться…

Однако куда большее беспокойство мне внушала третья сестра — Антея. Совсем не приспособленная к жизни, по-моему, даже немного не в себе. Я заметила, что она чего-то боится. Ужасно боится. Это наводило на подозрения… Что она совершила какое-то преступление, которое считала давно забытым, а оно вдруг напомнило о себе. И теперь ее снова мучают опасения. Может быть, в связи с расспросами Элизабет Темпл она до смерти боится, что то преступление настигнет ее, будет раскрыто. У нее была странная манера — смотрит на вас, а потом вдруг быстро оглядывается через плечо, словно кто-то стоит у нее за спиной. Кто-то, кто нагоняет на нее страх. Так что, возможно, она и была той, кого я искала. Не совсем нормальный человек способен убить со страха, ему кажется, будто его преследуют. Примерно так же я обдумывала все возможные варианты относительно пассажиров автобуса. Но тягостная атмосфера усадьбы давила на меня все сильнее. Утром, когда я прогуливалась по саду в сопровождении Антеи, мы натолкнулись на что-то вроде холмика. Раньше на этом месте стояла оранжерея, потом из-за недостатка средств она обветшала и развалилась, превратилась в груду кирпичей, которую присыпали землей и дерном, а сверху посадили кустарник. Кустарник этот хорошо известен всем садоводам — его сажают, когда надо закрыть или спрятать от глаз людских что-нибудь неприглядное, например полуразрушенную стену или забор. Называется полигонум. Один из самых быстрорастущих кустарников, который все покрывает густой порослью, оплетая и забивая. Если задуматься, довольно страшное растение. Но цветы у него прелестные, белые, и в цвету оно просто загляденье. Тогда цветов еще не было, но бутоны уже набухли. Мы стояли там с Антеей, и она мне говорила, что ей очень жаль оранжерею. Она говорила, что там рос чудесный виноград, видимо, его лозы вызывали у нее воспоминание детства. И она мечтала достать денег, чтобы срыть холм, разровнять землю и снова построить на этом месте оранжерею. Ее мучила ностальгия по прошлому. Но не только это. Я почувствовала, что этот холмик тоже нагоняет на нее страх. Я не могла понять, в чем дело. Что случилось дальше, вы знаете. Мисс Темпл погибла, и то, что рассказали Эмлин Прайс и Джоанна Кроуфорд, не оставляло никаких сомнений. Это не был несчастный случай. Это было преднамеренное убийство.

Мне кажется, — продолжала мисс Марпл, — именно после их рассказа я поняла… Поняла, что произошло не одно, а три убийства. Я знала, что сын мистера Рафиля был испорченным юношей, что он не один раз сидел в тюрьме. Но, тем не менее, человек нечистый на руку далеко не всегда способен на убийство. Но, как бы то ни было, против него были все улики. Никто даже не сомневался, что это он убил девушку, которую, как мне к тому времени стало известно, звали Верити Хант.

Окончательно прояснил для меня все обстоятельства архидьякон Брабазон. Он знал этих молодых людей. Они пришли к нему и просили их обвенчать, и он согласился провести обряд. Он не одобрял этот брак, но отказать им не мог — он видел, что молодые люди сильно любили друг друга. Девушка любила молодого человека, как он сказал, самоотверженной и преданной любовью. И молодой человек, как он понял, тоже искренне любил Верити и готов был попытаться исправиться, избавиться от своих дурных, наклонностей. Архидьякон был настроен отнюдь не оптимистично. Он, естественно, не верил, что это будет безоблачно счастливый союз, но союз этот был неизбежен. Неизбежен потому, что, когда человек любит, он готов расплатиться за это любой ценой, даже ценой разочарования или несчастья. Я же была абсолютно уверена в одном: юноша, который любил эту девушку, не смог бы так изуродовать ей лицо. И еще я знала, что все эти слухи о попытках изнасилования не имеют основания. В этом я могла положиться на архидьякона. А потом я поняла, что слова Элизабет Темпл о том, что причиной смерти Верити была Любовь — и что это одна из самых страшных вещей на свете, — были мною неправильно истолкованы.