— Да, она не бедна и многое может себе позволить, но этого ей, полагаю, недостаточно. Так вот, я узнал, что ее сын, как только ему исполнился двадцать один год, написал завещание. Возможно, с подсказки миссис Бартон-Кокс или ее друзей. А может быть, ее стряпчий дал ему такой «дельный» совет. Но как бы то ни было, он пожелал оставить все, что у него есть, своей приемной матери. Впрочем, тогда ему, кроме нее, и некому было оставлять.
— Но при чем тут Равенскрофты?
— Неужели не понимаете? Она не хочет, чтобы он женился. Он уже сделал предложение, которое вроде бы благосклонно приняли. Если они с Селией поженятся, миссис Бартон-Кокс уже не видать его денежек, так как при вступлении завещателя в брак существующее завещание аннулируется. А новое он наверняка напишет в пользу жены.
— Значит, по-вашему, миссис Бартон-Кокс боится остаться на бобах?
— Она явно ищет подходящий повод, чтобы расстроить их свадьбу. По-моему, она надеялась — а может быть, даже искренне верила, что кто-то из родителей Селии убил свою половину, прежде чем покончить с собой. Такое, знаете ли, может у кого угодно отбить охоту жениться. Тем более у совсем еще молодого человека.
— Вы считаете, он подумал бы, что если отец или мать Селии были способны на убийство, то, возможно, на это способна и она?
— В общем, вы уловили основную мысль.
— Но ведь этот мальчик вовсе не богат, верно? Приемыш…
— Он знает, что он приемыш, но от него скрыли, кем была его родная мать. А она была довольно популярной певицей, сумела заработать приличные деньги — до того, как заболела. Она хотела забрать своего сына у миссис Бартон-Кокс, но та сделала все возможное, чтобы его не отдать. Но мать есть мать. Она все время думала о нем и, естественно, оставила ему все свои деньги, вернее, опекунам. Десмонд получит доступ к наследству по достижении двадцати пяти лет. Так что миссис Бартон-Кокс совсем ни к чему его женитьба, в крайнем случае, невестка должна понравиться ей самой и во всем идти у нее на поводу.
— Да, похоже, вы правы. Какая она все-таки гнусная особа! Как вы считаете?
— Пренеприятнейшая.
— Так вот почему она тогда так быстро смоталась: испугалась, что вы ее раскусите.
— Не исключено, — сказал Пуаро.
— Что вы еще узнали?
— Еще я узнал, что у экономки было очень слабое зрение, возраст, понимаете ли.
— Ну… дело житейское, вряд ли это может нам пригодиться.
— Как знать, — сказал Пуаро. Он взглянул на часы. — Мне пора.
— Боитесь опоздать на самолет?
— Нет. Лечу завтра утром. Просто сегодня мне еще нужно кое-куда наведаться — и на кое-что посмотреть. У вашего подъезда меня ждет такси…
— Что же вы хотите увидеть? — Миссис Оливер мучило любопытство.
— Не столько увидеть, сколько — почувствовать. Да, подходящее слово: почувствовать — и разобраться потом в своих ощущениях…
Глава 8
Интермедия[357]
Миновав кладбищенские ворота, Пуаро двинулся к поросшей мхом стене и вскоре остановился у одной из могил. Несколько минут он разглядывал могильную плиту, потом поднял голову и долго созерцал открывшийся перед ним вид на холмы и море. Затем его взгляд вновь остановился на могиле. У плиты кто-то совсем недавно положил маленький букетик полевых цветов — такой букетик мог бы принести ребенок, но едва ли это был ребенок. Пуаро еще раз прочел надпись:
Памяти
ДОРОТЕИ ДЖАРРОУ
(скончалась 15 сентября I960)
а также сестры ее
МАРГАРЕТ РАВЕНСКРОФТ
(скончалась 3 октября 1960)
и ее мужа
АЛИСТЕРА РАВЕНСКРОФТА
(скончался 3 октября 1960)
И СМЕРТЬ ИХ НЕ РАЗЛУЧИЛА
Прости нам грехи наши
Как мы прощаем должникам нашим.
Господи, помилуй нас,
Иисусе Христе, помилуй нас,
Боже, помилуй нас[358].
Пуаро задумчиво кивнул головой.
Выйдя с кладбища, он пошел по тропе, которая вела к обрыву и вилась по его краю. Он глянул вниз, потом посмотрел на морской горизонт.
— Теперь я совершенно уверен, что знаю правду, — вполголоса произнес он. — Пришлось вернуться в далекое прошлое. Конец твоего пути предопределен его началом. А здесь? Похоже, так оно и есть. Гувернантка из Швейцарии должна все знать — но захочет ли она открыть мне истину? Десмонд надеется, что захочет. Ради них с Селией. Иначе как им жить дальше?
Глава 9
Мадци и Зели
— Мадемуазель Руселль? — сказал Эркюль Пуаро, галантно поклонившись.
Мадемуазель Руселль протянула ему руку. «Около пятидесяти, — определил Пуаро. — Довольно властная. Привыкла добиваться своего. Рассудительна, умна, вполне довольна жизнью и тем, как она у нее сложилась, со всеми ее радостями и горестями».