— Я о вас наслышана, — сказала она. — У Эркюля Пуаро везде есть почитатели — и здесь, и во Франции. Но я не уверена, что смогу вам чем-нибудь помочь. Из вашего письма я поняла, что вы пытаетесь выяснить причину той трагедии. Ах, как давно это было! Как летит время! Садитесь, надеюсь, что вам в этом кресле будет вполне комфортно. Угощайтесь — вот petit-fours, вот вино.
Она была радушна, но ничего не навязывала гостю. Держалась ровно и приветливо.
— Вы некогда были гувернанткой в одной английской семье, — сказал Пуаро. — Их фамилия — Престон-Грей. Не знаю, помните ли вы их.
— О да, ведь мы редко забываем то, что связано с нашей молодостью, правда? У них были девочка и мальчик — разница пять лет. Славные ребятишки! Их отец потом стал генералом.
— Но была и еще сестра их матери.
— Ах да, помню. Когда я приехала, ее не было дома. Кажется, у нее что-то было со здоровьем, она как раз проходила курс лечения.
— А вы не припомните, как их звали?
— Маргарет. А вторую… постойте-ка…
— Доротея.
— Да-да. Довольно редкое имя. Но они звали друг друга Молли и Долли. Они были близнецами. Вы, должно быть, знаете. И похожи — как две капли воды. И обе красавицы.
— Они были привязаны друг к другу?
— Да — обожали друг друга. Но постойте — вам не кажется, что мы немного запутались? Я ведь поступила не в семью Престон-Грей. Доротея Престон-Грей была замужем за майором… не могу вспомнить. Арроу? Нет, Джарроу. А фамилия Маргарет по мужу…
— Равенскрофт.
— Да, верно. Удивительно, как эти имена вылетают из головы. Ну конечно же, Престон-Грей — это предыдущее поколение. Маргарет Престон-Грей жила когда-то в пансионате, здесь в Швейцарии. После замужества она написала мадам Бенуа, директрисе пансионата, и попросила порекомендовать кого-нибудь в качестве гувернантки для ее маленьких детей. Так я и попала в их семью. Я и вспомнила-то о сестре мадам только потому, что она некоторое время гостила у них в ту пору. Ну а дети… девочке было лет шесть, имя у нее было какое-то шекспировское… Розалинда или Селия[359].
— Селия, — сказал Пуаро.
— Мальчику было годика четыре. Шалун, но очаровательный мальчуган. Я к ним очень привязалась.
— И они к вам тоже, как я слышал. Вы ведь были с ними очень добры.
— Moi, j'aime les enfants[360],— сказала мадемуазель Руселль.
— Кажется, они называли вас Мадди.
Она рассмеялась.
— До чего приятно снова это слышать! Прошлое сразу оживает.
— А вы помните мальчика по имени Десмонд? Десмонд Бартон-Кокс?
— О да. Он жил неподалеку. Дети из соседних домов часто играли вместе. Десмонд. Конечно, я его помню.
— И долго вы прожили в этой семье, мадемуазель?
— Нет. Года три-три с половиной. Потом мне пришлось вернуться. Мать серьезно заболела, и я должна была ухаживать за ней. Я чувствовала, что это ненадолго… Так и случилось — она умерла через полтора года после моего возвращения. После ее смерти я открыла здесь небольшой пансионат для девушек, которые хотят обучаться языкам и прочему. В Англию я больше не возвращалась, но еще год или два дети посылали мне поздравления с Рождеством.
— Как вам показалось — семья генерала Равенскрофта была счастливой семьей?
— О да. И родители и дети.
— По-вашему, они были хорошей парой?
— Да, это был, что называется, гармоничный брак.
— Вы сказали, что сестры обожали друг друга. Леди Равенскрофт была предана своей сестре. А та платила ей взаимностью?
— Видите ли… мне, конечно, не полагалось иметь своего мнения… Но откровенно говоря, сестра мадам — Долли, как ее все звали — была безусловно не совсем в себе и порою вела себя очень странно. Мне кажется, она была очень ревнива от природы. Насколько я поняла, она была когда-то помолвлена — или у них должна была состояться помолвка — с мистером Равенскрофтом. Да, вначале он ухаживал за ней, но позднее увлекся ее сестрой, и это был, на мой взгляд, удачный выбор, потому что Молли Равенскрофт была очень достойной, милой женщиной. Как Долли относилась к миссис Равенскрофт? Иногда мне казалось, что она обожает свою сестру, а иногда — что люто ее ненавидит. Она и к детям относилась как-то странно — считала, что им уделяют слишком много внимания. Но об этом вам лучше меня рассказала бы мадемуазель Моура. Она сейчас живет в Лозанне. Она попала к Равенскрофтам через два года после моего отъезда и прожила у них несколько лет. А потом опять вернулась к леди Равенскрофт — уже в качестве компаньонки — когда Селия уехала учиться за границу.
— С ней я тоже собирался встретиться У меня есть ее координаты, — сказал Пуаро.
— Моура знает гораздо больше меня. Человек она очень хороший — на нее можно во всем положиться. А трагедия произошла как раз при ней. Кому же как не ей и знать, что случилось… Но она умеет хранить чужие тайны. Мне она так ничего и не сказала. Не знаю, скажет ли вам. Может быть, да — а может и нет.