Поостыл и пыл творческой интеллигенции, восхвалявшей в конце 1950‐х государственную жилищную политику. В конце 1960‐х, после смещения Хрущева, начала раздаваться критика пятиэтажек. Единообразие новых районов подтолкнуло Эмиля Брагинского и Эльдара Рязанова написать в 1969 году пьесу, по мотивам которой в середине 1970‐х был снят фильм «Ирония судьбы, или С легким паром!». Скепсис по отношению к массовому жилстроительству выразился и в новой лексике. Группа филологов во главе с Котеловой зафиксировала появление в официальном языке 1970‐х годов таких слов, как «малогабаритка» и «распашонка». Первым понятием маркировалась «небольшая квартира с низкими потолками»840
. По сути, это был цензурный синоним слова «хрущевка», которое уже бытовало в разговорной речи. Концом 1960‐х годов датируется следующий анекдот: «Есть ли в СССР трущобы? – Нет, только хрущобы»841. Грустной иронией отдавало и слово «распашонка». Наименование одежды для грудного ребенка в 1970‐е годы стало названием определенного вида трехкомнатных квартир в типовых жилых домах тех лет842. Комнаты там действительно располагались по крою распашонки: большая проходная и по бокам (как рукава) входы в две маленькие. Общий метраж таких квартир не превышал 44 м. Обычно их давали семье из четырех человек – часто родителей и двоих детей. Но бывали и другие ситуации. В Иркутске в начале 1960‐х, как вспоминают современники, «при заселении дома получилось так, что осталась только одна трехкомнатная (квартира. –В послеперестроечной литературе слово «хрущевка» курсировало на законном основании. Сами же здания изображались не иначе, как некие «кукольные дома», в которых был душок нестабильности, временности, экспериментальности844
. Но это «временное» оказалось почти «постоянным», а главное, социально значимым – и не потому, что хрущевки, рассчитанные на 25 лет, существуют до сих пор. Скорее, суть заключается в индивидуализации жилого пространства, которая способствовала формированию менее контролируемого со стороны государства стиля жизни. Современники хрущевских реформ в маленьких, но индивидуальных кухнях, на 5 квадратных метрах между холодильником и обеденным столом размером 60 на 70 сантиметров, сидя на тонконогих табуретках, могли, не опасаясь доносов, поговорить о политике, послушать «вражеские голоса» по «транзистору», попеть под гитару песни Булата Окуджавы и Владимира Высоцкого. Так вместо тела строителя коммунизма в хрущевках формировалась новая, антитоталитарная идентичность. В ходе массового жилищного строительства конца 1950‐х – начала 1960‐х годов удалось преодолеть водораздел между элитным меньшинством, проживавшим в отдельных квартирах, и демократическим большинством из коммуналок. Хрущевская жилищная реформа, несмотря на ее бедность и поспешность, привела к деконструкции сталинской коммунальной повседневности – почти так же, как реформа 1861 года, несмотря на всю ее ограниченность, разрушила крестьянский общинный быт.Царица полей