Пастернак – Цветаева – Рильке

Из воспоминаний известно, что близкие не хотели отпускать Цветаеву в эвакуацию одну. Вечером накануне отъезда друзьям казалось, что они уговорили ее повременить. А она, выслушав все доводы, той же ночью сообщает об отъезде Пастернаку. Почему? Вопрос открыт. Возможно, Марина Ивановна была уверена, что он не станет противиться ее воле (сам незадолго до этого отправил в Чистополь жену с детьми). Или хотела выслушать его мнение. А может, просто рассчитывала на материальную помощь…

Как бы то ни было, именно Борис Леонидович, да еще молодой поэт Виктор Боков, которого Пастернак позвал с собой, оказались последними, кто видел Марину Ивановну в Москве 8 августа 1941 года, за три недели до гибели. Ничего примечательного не произошло: провожатые попытались снабдить Цветаеву и Мура едой на дорогу, Боков метил ее тюки химическим карандашом… То, что она едет в Елабугу, было известно уже тогда.

Георгий Эфрон (Мур)

…10 сентября, узнав о самоубийстве, Пастернак напишет жене:

«Вчера ночью Федин сказал мне, будто с собой покончила Марина. Я не хочу верить этому. Она где-то поблизости от вас, в Чистополе или Елабуге. Узнай, пожалуйста, и напиши мне… Если это правда, то какой же это ужас! Позаботься тогда о ее мальчике, узнай, где он и что с ним. Какая вина на мне, если это так! … Это никогда не простится мне»[86].

Известно, что в начале октября 1941 года он встречался с Муром в Москве, но вскоре их пути разошлись: Пастернак уехал к семье в Чистополь, а Мур – в эвакуацию в Ташкент.

В конце октября Борис Леонидович оказался в относительной близости от Елабуги, где на городском кладбище уже почти 2 месяца покоилась Цветаева. Однако добраться до города было практически невозможно – навигация на Каме закончилась, а других путей не было. В феврале 1942 года Пастернак признавался молодому драматургу А. К. Гладкову, что вмерзшие в лед барки напоминают ему о Марине. (Кто-то передал ему ее слова: лучше вмерзнуть в Чистополе в лед Камы, чем уезжать в Елабугу.) В трагедии подруги он винил себя и близких знакомых – руководителей Союза писателей.

«Полные благих намерений, мы ничего не сделали, утешая себя тем, что были беспомощны. <…> В который раз мы согласились, что беспомощны, и пошли обедать. Большинству из нас это не испортило даже аппетита. Это наше общее преступление, следствие душевной глухоты, бессовестности, преступного эгоизма…»[87]

Но в Елабугу Пастернак так и не выбрался, хотя пробыл в Чистополе почти два года, до середины июня 1943 года. В том же разговоре с Гладковым он упомянул о стремлении написать о подруге – так, как она того заслуживает. Стихотворение «Памяти Марины Цветаевой» было закончено в конце 1943 года, уже в Москве, однако все оно пропитано чистопольскими впечатлениями – в первых его строках отразился реальный вид из окна пастернаковской комнаты.