Пастораль с лебедем

— Вот даже сейчас… Заметили? Говорю, а что-то ускользает… Как его глупым словом пригвоздить, ничевоньку-то? Назвать судьбой? Хе-хе, над такой судьбой и курица посмеется. Курам теперь и землю рыть не надо: то им комбикорм подадут, то отруби, а перегорит электричество — замерзнут в клетках. Какая судьба? Глядишь, одна сдохла — остальные ее клюют, привыкли к мясу. Их кониной подкармливают, чтобы каждый божий день неслись, так они уже как вороны на падаль кидаются. Я это к чему? В лесу муравьев не найти, а меня куры заклевали…

Вера фыркнула и незаметно дернула его за штанину: опять ахинею несешь, сокол мой ясный?

— Чего тебе? Все так и было, — отмахнулся Никанор. — Представьте, сватья, прилег я как-то на ферме, весна, тепло, солнышко пригревает, одним словом, разморило. Лежу и думаю: вот летит сейчас в космосе Гагарин, может, видит меня… Вдруг раз! — ущипнуло что-то за руку, бац! — по щеке ударило, потом снова тюкнуло в руку и в ногу. Хм, чертовщина. Открываю глаза — эге, на меня куры напали и клюют. Еле отбился, ей-богу.

Никанор почесал в затылке и, подумав, заключил:

— Муравьи, говорю, передохли… А потому, что куры на людей стали зариться. Тудор поднял на смех Птоломея — несчастный гастроном, не заметил, что как земля летает по воздуху, будто горшок с цветами. Летит, не побережется, а оглянуться бы не мешало. Потому что пасет нас это чудо-юдо, ничевошенька… Спрашивается, что же такое человек? Вообразил, что он атомная сила и давай кидать камнями в луну, и в звезды, и в небо! Горшок с геранью летит себе и кувыркается, — так Гагарину земля увиделась, признался потом… А вдруг этот, с каменюками, по нему шарахнет? Из-за глупого форсу: «все могем!» Да, почему я Гагарина вспомнил? Он хлопец хороший, как посмотрел с синей высоты — летит наша цветочная лоханка… «Эх, ты, мать моя, говорит, все мне сверху видно, как в песне. Значит, земля наша — лишь горшок с геранью?» И загрустил… И еще верим и надеемся… а вы мне скажите, что было вначале, наседка или яйцо?

Казалось, Никанора сбила с ног его словесная мешанина и несет неведомо куда, как вьюга несет перекати-поле, пока не прибьет к какой-нибудь скирде или не свалит в яму.

— А кто нас кормит? Дожили, в газете обязательства пишут: выполним план по божьим коровкам. На фабрике! Вот я думаю, почему Кручяну плевался на звезды…

Бостан потянулся к стакану, но отдернул руку, точно обжегся — не дай бог подумают, что он только и знает винцо потягивать, как покойный Георге, собутыльником ему был, по-соседски. Оторопело повертел рукой в воздухе, сжал пальцы в кулак, разжал, сунул в карман и вконец растерялся.

Сидящие за столом переглянулись: наработался вчера в поле Никанор, с трех стаканчиков в голове шумит… Нет, не похоже, за разговорами давно хмель выветрился. Так бойко лопотал, со смыслом даже, и вдруг его как подменили. Может, жених уходя сболтнул лишнего? Или у Никанора перед глазами Негатин ничевонька пробежал?..

— Истинную правду говорите, сват, мне тоже иной раз такое приснится!.. Я вот давеча думал, почему сны сбываются. А сейчас думаю: где мураши и божьи коровки? За ним потянулись… как вы назвали-то… за чевонькой…

Отец невесты решил, видно, поддержать разговор, но Никанор не дослушал — нахмурился, повернулся к жене и показывает: дай мне, дай… Та вынула из рукава жакетки смятый платочек, протянула ему.

Ба, да Никанор не просто по карманам шарил — платок искал. Вот и слеза по щеке покатилась, крупная, как бусинка из ожерелья. Он крякнул, смахнул ее ладонью:

— Ишь ты, смешинка, черт!.. — Смеется или плачет? Лицо скривилось, не разберешь, через силу проглотил комок, подкативший к горлу.

Зиновия печально посмотрела на Никанора: «Я-то думала, одна старею. Совсем сдал мой зятек. Два стакана вина, и готов, скуксился, нюни распустил. Перевелись нынче мужчины…»

Бостан легонько стукнул кулаком по столу, словно в ответ на ее сомнения на счет нынешних мужчин.

— Про сны говорите, сват… Разве сразу узнаешь, что сон в руку? Когда сбудется, уже поздно, только дивишься: сон-то подсказку давал… Этак каждый бы заранее соломки подостлал, чтоб нос не расквасить. Вот, к примеру, был у меня сон… Земля будто бы расклеилась, разошлась по швам и отвалился ломтик, как у пирога. Помните потоп в семьдесят втором? Ну, вода разлилась — это само собой, а я говорю, помните, сколько ила нанесло, когда вода ушла?.. И вот снится мне дедовская долина, родные места, да так ясно вижу, вроде этих фотографий, с лунохода. Как под телескопом — где какой камушек, где стебелек торчит, и все цветное. Увидел одно дерево… Забыть не могу! Та самая черешня, которую лет тридцать назад я облазил от верхушки до низу. Совсем она засохла, только три веточки зеленеют. Тоненькие и такие зеленые, аж глазам больно, вокруг земля полопалась, как в пустыне, и черный ил… А наяву знаете что увидел? Птичку. Сидела на пяти гайках, как наседка. Трезвый был, как стеклышко, голодный даже, брат мне свидетель и вся его семья! Я ж говорю, ускользает от нас что-то. Живьем птица на гайках, а во сне три зеленых веточки…