Пастушок

Тогда Василиса мудро сменила презрение на задумчивость. Её глазки миленько заморгали, и всё лицо сделалось задумчивым дальше некуда. Покачав головой, она торопливо выпрыгнула из юбочки, оскорблённо сняла штаны и на каблучках повернулась носом к столу, пирог на котором стал вдвое меньше. Ещё обиднее было то, что он продолжал уменьшаться. Как можно выше задрав рубашку над голой задницей, Василиса Микулишна очень строго заметила:

– Ай, Меланья, все эти розги сделаны из лозы! Лозовые прутья знаешь как больно секут? Сбавь десяток розог!

– Я сбавлю пять, если ты мне скажешь, кому Евпраксия отдала золотые пуговицы с орлом двухголовым, – пообещала Меланья, стряхивая кровь с пальчика. Василиса от удивления повернула голову и уставилась ей в глаза.

– Меланья, откуда мне это знать? Честно, я понятия не имею!

– Да? Ну, тогда гляди, как эти две сволочи жрут пирог! Я не хочу видеть твоё лживое лицо! Пороть буду больно.

Мудрейшая из красавиц стала глядеть, как сволочи жрут пирог. А те на неё вовсе не смотрели. Ей стало грустно.

– Ну что, не вспомнила? – поинтересовалась Меланья, облизав палец, – если не вспомнишь, я тебя до крови буду сечь!

– Меланья, мне нечего вспоминать! – гневно разоралась Микулишна, глядя на уменьшающийся пирог, – Настасья, что ты молчишь? Скажи этой ненормальной, что мы в дела её взбалмошной сестры не суёмся!

– Вчера надо было думать мудрой своей головой, а не этим местом, – досадливо оглядела Настасья свою старшую сестру спереди, – я ведь предупреждала, что тебя выпорют! Теперь стой, не скули. Четыре десятка розог ты заслужила.

– О, да, сполна! – поддакнула Светозара, затолкав в рот кусок пирога размером со свою глупость, – тебя накажут за дело!

– Госпожа Янка будет довольна, – пообещала Меланья, и – провела своим пострадавшим пальцем по голой заднице мудрой девушки. И остался великолепный кровавый след, совсем как от розги. Он протянулся поперёк щели.

– Раз! – во всю глотку крикнула Василиса, сразу поняв замысел Меланьи, – розга телу не вредит, а ум просветляет!

– Ну что, не вспомнила? – поинтересовалась Меланья, – нет? Ну, тогда получи опять!

И кровоточащий палец оставил ещё два следа, выше и ниже первого.

– Два! – взвизгнула красавица, закатив страдальческие глаза, – розга благочестие укрепляет! Три! Розга гордыню смиряет!

Меланья снова осведомилась, не освежилась ли память девицы-греховодницы. Но надменная Василиса Микулишна замотала гордой своей головой и сглотнула слёзы, мысленно посылая осатаневшую палачиху ко всем чертям.

– Четыре! – ныла она, когда любопытный Вольга чуть приоткрыл дверь, – розга от греховных мыслей освобождает! Пять! Розга почтение к старшим внушает! Шесть! Розга гнев неправедный остужает!

– Вот! – обрадовалась Меланья, пососав палец, – готова ли ты признать, премудрая Василиса Микулишна, что твой гнев на меня неправедным был?

– Готова, – сморщив от боли свой берендейский нос, ответила Василиса Микулишна, – ведь розга смирению учит!

Вольга бесшумно притворил дверь и потащил Ульку дальше по коридору.

– Идём, идём скорее к Евпраксии! Эти здесь без нас разберутся.

– Семь! – в тот же миг раздалось за дверью, – розга от лености избавляет! Восемь! Розга к правдивости приучает!

Евпраксия, между тем, быстро одевалась в маленькой комнатушке, где её заперли. Услыхав во дворе шум драки, она смекнула, что час свободы настал – подоспел Вольга. Но где же он, где? Почему он к ней не идёт, не ломает дверь? И вот, наконец, быстрые шаги! Сразу вслед за тем дубовая дверь страшно содрогнулась и затрещала. Евпраксия не могла представить, как Вольга сможет выломать эту дверь снаружи, если она открывается в коридор? Но в том, что он её выломает, никаких сомнений быть не могло. И он её выломал – так ударил по ней ногой, что она вся треснула пополам. От следующего удара она распалась.

– Вольга! – со слезами счастья заверещала Евпраксия, бросившись на шею богатырю, – Вольга, это ты! Ах, мой ненаглядный!

– Я тоже здесь! – прыгала от радости за спиной богатыря Улька, – моя прекрасная госпожа, мы тебя спасли!

Госпожа, конечно, не преминула расцеловать и её. А потом Вольга, как это обычно бывает в таких историях, подхватил любимую на руки и понёс её прямиком к парадным дверям. Чувствуя немыслимую, ужасающую силищу его рук и запах его молодого тела, Евпраксия расплывалась в такой блаженной улыбке, что семенившая то справа, то слева Улька над ней смеялась.

– Ах, госпожа! – пищала она, – вот визгу-то будет, если сестра твоя длинноносая с нами вдруг невзначай где-нибудь столкнётся! Вот будет буря так буря!

– Буря потом обрушится на тебя, если будешь с нами, – предупредила Евпраксия, – лучше спрячься, моя хорошая! Посиди с девчонками на поварне.

Ульки мгновенно и след простыл.

– А где Зелга? – быстро спросила Евпраксия, вдруг действительно услыхав за углом, к которому приближались, топот Меланьиных пяток и штук шести каблучков.