Паткуль. Неистовый лифляндец

Всё это похоже на правду. Великому мистификатору выпала возможность снова вспомнить о своём искусстве. Курфюрст и здесь не изменил своему характеру, не позабыв обеспечить алиби и себе, чтобы даже тень подозрения в соучастии при организации побега Паткуля не пала на его голову. Это было частью той договорённости, которая была достигнута между двором, Циглером и Паткулем. Курфюрсту казалось, что достаточно было предъявить шведам это письмо Паткуля, чтобы считать себя непричастным к событиям. А, главное, будет удовлетворён царь. Задумано было замечательно – что и говорить: и овцы целы, и волки сыты!

Вместе с этим письмом в архиве лежит мартовское письмо Паткуля к Анне Айнзидель. Вот несколько слов из него: «Ангел мой, ваше приятное послание от 5 числа обрадовало меня особенно, желаю только успеха в выполнении Ваших уверений. Всё, что для этого осталось сделать, должно прийти оттуда. Здесь всё готово…» Далее следуют заверения в любви и выражения надежды на скорое воссоединение. Из текста письма следует, что со стороны невесты и её отца тоже предпринимались какие-то меры, способствующие побегу узника Кёнигштайна.

Второе письмо – последнее – было вероятно написано в апреле 1707 года. Из него следует, что подготовительные меры семейства фон Руморов где-то не сработали, однако надежда Паткуля на освобождение не угасла, поскольку попытка вызволить его из тюрьмы возобновилась:

«…Надеюсь на Бога, что всё получится. Мой план – прямо отправиться к царю; только бы пробраться к нему и только бы Краков был занят царскими войсками. Итак, мой ангел, ты скоро получишь от меня известие… Как только гости (шведы, Б.Г.) уберутся из страны, я прибуду в удобное местечко, где мы обо всём поговорим… Моими оставшимися вещами можете распорядиться по своему усмотрению, или оставьте их на хранение у коменданта до первого востребования…» Далее Паткуль рекомендует невесте и будущему тестю позаботиться о своей безопасности, потому что шведы, уходя из Саксонии, могут совершить по отношению к семейству какую-нибудь пакость. Напоследок он вспоминает о своём кучере Сервасе, не забывает о своём арестованном секретаре Хайнрихе и просит по возможности принять меры по его освобождению тоже[69].

В последнем абзаце текста Паткуль просит невесту передать отцу, что он написал «жёсткое письмо королю, чтобы оправдать его в глазах шведов, если они заподозрят его в поддержке побега» и уверяет фон Румора в своём расположении к Августу, несмотря на причинённые страдания. Последнее предложение письма посвящено курфюрстине Анне Софии – Паткуль просит фон Руморов передать ей искреннюю благодарность за помощь и пожелания всего наилучшего.

В этом последнем письме Паткуль предстаёт перед своими близкими таким, каким они его знали раньше. Несмотря на колоссальное напряжение, в котором он находился накануне побега, зная, что в случае неудачи ему грозит смерть, он больше пишет не о себе, а посвящает много ласковых и тёплых слов своим близким. «Это – прекрасный человеческий документ, которого от Паткуля последних лет жизни вряд ли можно было ожидать», – пишет Е. Эрдманн.

В архиве хранятся ещё две записки Паткуля. Одна из них, узкая полоска упаковочной бумаги, была предназначена для его сообщников за пределами крепости. В ней Паткуль поставил следующие вопросы:

– Когда он спустится к подножию стены, где ему искать лошадей? Они не должны находиться близко к стене, чтобы их не обнаружила стража.

– Когда на место прибудет офицер? Унтер-офицер?

– Калитка должна быть открыта сзади, чтобы увидеть его, не появляясь на виду у стражи.

Нам здесь не всё ясно – в частности, в последнем указании заключённого о калитке, но адресат, находившийся в контакте с Паткулем, вероятно хорошо понимал, о чём шла речь.

Записка, судя по всему, в руки сообщников не попала – либо её кто-то перехватил, либо она не отсылалась вовсе и была найдена в бумагах Паткуля позже.