Паткуль. Неистовый лифляндец

Они обнялись и поцеловались, подали друг другу руки и целый час провели в «дружеской» беседе. Разговор шёл о сапогах Карла, которые он последние шесть лет снимал только перед сном. Карл стоял перед ним, опираясь на шпагу, которая была при нём под Нарвой, а Август с довольным и любезным видом слушал, вероятно, создавая у рассказчика впечатление, что проделал такой длинный путь только для того, чтобы выслушать сагу о сапогах.

Покладистость, манеры и шарм Августа мало помогли ему – Карлу ХII менталитет распутного курфюрста был также чужд, как алеутскому самоеду. «Железная голова»[68] не только не смягчил, но и ужесточил свои требования. Кроме Паткуля, он потребовал выдать ему коронного гетмана Польши и некоторых саксонских министров, а также вернуть Станиславу польские драгоценности и архив короны. Карл потребовал от Августа не титуловать себя впредь польским королём и убрать этот титул из церковных молитв. Но самое большое унижение состояло в том, что Август по настоянию Карла в собственноручном письме поздравил Лещинского со вступлением на престол. Август от изумления даже переспросил о последнем условии, но Карл спокойно, специально для «глухих», повторил его несколько раз. Августу «Сильному» пришлось уступить.

Но и это было не всё. После подписания мирного договора Карл ХII стал обращаться с ним подчёркнуто пренебрежительно. Король приглашал Августа на обед, а сам на них не являлся и посылал вместо себя министров или генералов. Ассортимент блюд за столом был чуть лучше солдатского, и все кушания приносили сразу. Хорошего вина не подавали – сам король пил простое пиво. Во время еды никто не разговаривал и не глядел в лицо соседу. На одном из таких обедов Августу приготовили сюрприз, пригласив на него… Станислава Лещинского! Это было тяжелым испытание для обоих королей, но Лещинский не был любителем унижать своих врагов и разыгрывать спектакль не стал. Бывший и настоящий короли Польши не подошли друг к другу, а ограничились церемонными поклонами издали.

Одним словом, шведы развлекались как могли, а саксонцы испивали полные чаши своего унижения. Карл ХII мог быть доволен, он добился своего и великодушно одаривал почестями жену и мать Августа – кстати, свою родную тётку. Мирный договор был настолько унизительным, что один саксонский генерал предложил Августу совершить покушение на шведского короля, но Августу эта затея показалась слишком дерзкой. Репутация Августа упала настолько, что он даже перестал пользоваться вниманием женщин. Он удалился в Дрезден и нигде не появлялся. Некоторое время спустя саксонский двор официально объявил о заключении со шведами мира.

А между тем, судьба предоставила Августу блестящий шанс закончить войну со Швецией если не победой, то хотя бы внести серьёзный вклад в её окончание. Во всяком случае, освободить от шведских войск свои владения он вполне мог.

В конце оккупационного периода, когда Карл ХII уже двинул армию в русский поход, он ехал с несколькими генералами и офицерами во главе отряда, опередив его метров на 200—300. Впереди замаячили стены Дрездена. Карл указал рукой на город и сказал:

– Ну, раз мы так близко, поедем туда, – и не дожидаясь ответа, пришпорил лошадь. Отряд остался далеко позади.

У городских ворот короля и свиту остановили и потребовали представиться. Король сказал, что его зовут Карлом, что он – драбант шведского короля, а остальные тоже назвали себя придуманными именами. Неузнанные, они въехали в Дрезден. Первым Карла ХII опознал граф Флемминг, обнаружив его прогуливающимся на городской площади. Флемминг не поверил своим глазам: зверь сам забрёл в ловушку!

Карл подошёл к Флемингу и попросил провести его к кузену Августу. Флемминг повёл шведов к цейххаузу, где курфюрст в обществе любовницы графини Козел занимался атлетическими упражнениями. Раздался стук в дверь.

– Войдите, – пригласил Август.

Карл, гремя шпорами, вошёл в зал, обнял его и сказал:

– Здравствуй, брат мой!

Если бы курфюрст захотел, он мог бы задушить кузена в своих объятьях. Но Август растерялся и стал бормотать какие-то несуразные любезности. В отличие от «Сильного», графиня Козел сохранила самообладание, она подошла к Флеммингу и шепнула, чтобы тот арестовал короля. Флемминга не надо было уговаривать, потому что та же самая мысль пришла ему голову несколькими минутами раньше. Но у труса Августа не хватило решимости.

Карл ХII догадался, о чём графиня шепчется с фельдмаршалом и сделал знак растерявшемуся Августу, чтобы тот удалил графиню прочь. Курфюрст попросил любовницу выйти. Графиня, метнув на мужчин яростный взгляд, подчинилась и вышла из зала, а суверены вышли в город и долго ещё бродили по его окрестностям. Август выступал в роли гида, а в конце прогулки проводил Карла до ворот, а потом ему подали коня, и он проехал со шведами ещё с полмили до Нойдорфа.

Когда Карл ХII соединился, наконец, со своим отрядом, офицеры его пребывали в ужасе:

– Ваше величество, вас же могли арестовать!

– Да ну уж, – улыбнулся Карл, – куда им жалким трусам!