Паткуль. Неистовый лифляндец

Жертв могло быть и больше, утверждает Х. Хорнборг, если бы благоразумные шведы не остановили пыл судейских чиновников. Генерал-губернатор и Стокгольм пришли к выводу, что в такое смутное время вряд ли стоило создавать новые образы мучеников, а потому дело ограничилось лишь головой бедного майора Клота.

Сохранились письма Паткуля к саксонскому посланнику в Копенгагене и доброму другу Антуану Моро, в которых тайный советник короля Августа без всяких прикрас и дипломатических изысков описывает сложные политические события и перипетии, в которых он оказался замешанным сразу по возвращении в Варшаву.

Пока польский король «победоносно» гарцевал на своём коне под Ригой, в Европе произошли некоторые события. В ноябре 1700 года хилый испанский король, наконец-то, отдал Богу душу, и когда вскрыли его завещание, то обнаружили, что всё «испанское наследство», то есть испанский трон, достался внуку французского короля Филиппу Анжуйскому. Удивление и возмущение, выраженное по этому поводу в Лондоне, Вене, Гааге и Риме, описанию не поддаётся. Зато в ярких красках было описано второе событие – коронация прусского короля Фридриха I, наконец-то совершившаяся над бывшим бранденбургским курфюрстом Фридрихом III 18 января 1701 года.

А Август «Cильный» был в своём амплуа – он продолжал колебаться. Кроме дю Эрона, на варшавском горизонте появился австрийский посол граф Х. Штраттманн, который по поручению своего императора тоже начал обхаживать Августа в пользу участия в испанской делёжке на стороне Вены. Август «Сильный» был смущён и польщён одновременно – сразу две великие державы домогались с ним союза, в то время как и старый союзник, царь Пётр, всё ещё крепко держал его за рукав, не позволяя «развлечься на стороне».

До австро-саксонского союза, конечно, дело дойти вряд ли могло, а вот поживиться подачкой с венского стола случай предоставлялся благоприятный. Августа совершенно не смущало то обстоятельство, что свою поддержку в обмен на мир с Карлом ХII он уже пообещал ярому противнику Вены – Парижу. Юркий дю Эрон уже успел составить текст договора и подсунуть его королю. Август тут же получил от французского собрата желанные «субсидии», причём дю Эрон так торопился «всучить» деньги, что даже не потребовал в обмен подписи Августа под проектом договора.

Правда, тут возникало непреодолимое препятствие: мира никак не хотел шведский король. Но всё это было только на руку Августу – деньги из Парижа он уже получил, а теперь на очереди появился призрак денежного мешка и от австрийского императора. Не прерывая переговоров с дю Эроном, Август вступил в контакт с графом Штраттманном. Перехитривший самого себя дю Эрон писал в Париж письма и жаловался на непостоянство польского короля, объясняя его легкомыслие слишком большим количеством наложниц, которыми ему приходилось «управлять».

Для Паткуля наступает пора необычайной активности – если и был период оцепенения после обрушившихся на него неудач, то он был быстро преодолён. Паткуль мечется между соперничающими партиями, мобилизует сторонников продолжения войны со Швецией, рассылает многочисленные письма друзьям-посланникам и неутомимо, изо дня в день, уговаривает непостоянного Августа не опускать руки. Ещё не всё потеряно – саксонская армия сохранила свою боеспособность, а русский царь, несмотря на поражение под Нарвой, полон сил, энергии и надежд на будущее. Карл ХII со своей армией на всю зиму расположился в Лифляндии и не мешает русским оправляться после нарвского поражения, а саксонцам – готовиться к встрече со шведами.

Впрочем, Пётр осторожен и пытается обезопасить себя со всех сторон. Готовясь к продолжению войны со шведами, он пытается заручиться хоть какой-нибудь поддержкой при европейских дворах на случай новых поражений. В самый разгар войны за испанское наследство, в феврале 1701 года, в Вену с поручением царя тайно встретиться с императором и прозондировать возможности его использования в качестве посредника на мирных переговорах со шведами выехал князь Пётр Алексеевич Голицын. Посол добирался до Вены целых 3 месяца, а потом ещё 7 недель добивался аудиенции у кесаря, пока не прибегнул к помощи влиятельного иезуита Вольфа.