Читаем Патока полностью

Въ молчанiи изъ шкафа старинныхъ часовъ слышалось - чи-чи-чи, точно застрялъ тамъ огромный кузнечикъ и потрескивалъ. Дара внесла груду замасленныхъ книгъ и коробку, запнулась каблучкомъ на ковр, и книги съ грохотомъ полетли на полъ.

- Э, какая ты… Ну, подымай…

Они смотрли, какъ она ерзала по ковру, путаясь пальцами въ страницахъ и высыпая изъ книгъ счета. Одна нога ея вытянулась изъ-подъ юбки, показывая голубой чулокъ съ черными звздочками, высокiе лакированные башмаки. Блкинъ вспомнилъ стоптанные башмаки жены. Встртилъ взглядъ инженера, который какъ-будто подмигивалъ ему на копающуюся горничную и спрашивалъ - какова?!

Остались одни. Блкинъ вставилъ пенснэ медленнымъ, какъ бы подкрадывающимся движенiемъ, кашлянулъ, какъ бы для того, чтобы отбросить все легкомысленное и не идущее къ длу, и со вздохомъ открылъ главную книгу. Вглядлся, перелисталъ, открылъ еще новую книгу, опять вглядлся.

- А счета?

Инженеръ ходилъ по кабинету и насвистывалъ.

- А вотъ… - и щелкнулъ по коробк.

…Свисти, свисти…

Онъ уже усмотрлъ что-то и отложилъ.

- Что такое?

- А это… я потомъ, проврю…

Онъ уже нашелъ, что ему было нужно, и сказалъ такъ только изъ вжливости. Инженеръ посвистывалъ съ перерывами и прислушивался къ шелесту.

- Что такое? Разв что…

Блкинъ съ замиранiемъ сердца уловилъ, что крупная покупка совсмъ не оплачена. Не могъ удержаться и щелкнулъ пальцемъ.

- Что такое?.. Па-азвольте…

Инженеръ вскинулъ пенснэ и долго вглядывался.

- Странно… Сколько?

- Какъ-съ?

- Я спрашиваю про штрафъ…

- Мм… Съ вашей стороны тутъ… на четыреста восемнадцать… на четыреста двадцать три.

Онъ не смотрлъ на инженера.

- А-а… Пожалуйста, пожалуйста…

Опять принялся насвистывать, но Блкинъ и по свисту понималъ, что зацпило.

- И еще вотъ…

- Какъ вы сказали?..

И не дожидаясь отвта, вскинулъ пенснэ.

- Уди-вительно! Ничего не пойму…

Онъ передернулъ плечами, зашелъ сзади и оглянулъ грязный воротничокъ, лысину и сутулую спину. Блкинъ почувствовалъ этотъ взглядъ и сказалъ сухо и твердо:

- Еще.

- Много? - спросилъ инженеръ, смотря на лысинку.

- Тутъ посерьезнй. На восемьсотъ шестьдесятъ-съ…

Листокъ былъ уже въ рук инженера. Въ тишину кабинета вошелъ со двора заводскiй гудокъ.

- Пожалуйста, пожалуйста… - холодно бросилъ инженеръ, выпуская листокъ, за который Блкинъ держался пальцами и чуть потягивалъ.

Онъ пропустилъ три мелкихъ счета, чтобы не придираться, и не могъ удержаться и пропустить крупный счетъ.

- Опять… - угрюмо сказалъ онъ, тыкая пальцемъ.

- Пожалуйста, пожалуйста…

Инженеръ откусилъ сигару, выплюнулъ и рванулъ спичкой.

- И еще…

Въ голос Блкина слышалась обида, досада. Законы не исполняются, но не онъ же писалъ законы. Они суровы, несправедливы, быть можетъ, у инженера совершенно врный взглядъ на дло, и въ кабинет у него хорошо, и Блкинъ вполн понимаетъ, какъ все это непрiятно, но…

И слышалъ уже тономъ ниже:

- Пожалуйста, пожалуйста…

…Тысячи на дв есть… Могу разорить…

Поглядлъ на несгораемый шкафъ и отложилъ къ горк три новыхъ счета.

…Свиститъ…

Заглянулъ въ книгу, проврилъ и не нашелъ въ бумагахъ крупныхъ сдлокъ. Подумалъ было: “пропустить къ чорту, и такъ достаточно”, и все же спросилъ:

- А эти сдлочки у васъ гд?

- Боже мой! Но я же не знаю. Да-а, эти? Гм… Посланы для сврки.

Блкинъ поднялъ голову и встртилъ холодный взглядъ. Взглядъ этотъ говорилъ: да, да, посланы! Что?

…Вретъ.

- Хоро-шо-съ… Я попрошу представить ихъ впослдствiи.

- Пожалуйста…

Дло было сдлано. Только теперь Блкинъ позволилъ себ закурить. Нельзя же тянуть за душу. Не грабить же, въ самомъ дл, явился онъ. Законъ закономъ, но и приличiя тоже чего-нибудь стоятъ. Вотъ онъ пришелъ и тянетъ у него изъ кармана, и тому, понятно, непрiятно, но онъ какъ вполн воспитанный человкъ все же говоритъ: “пожалуйста”. Инженера ему, конечно, не жаль, и тотъ притаился и говоритъ сквозь зубы, и его можно постепенно довести и накалить такъ, что…

…По тмъ сдлкамъ еще тысячи на три будетъ… Докладъ дамъ самый подробный… А недостающiе отмчу…

- Кушать подано.

Дара стояла въ дверяхъ въ бломъ передничк, съ алымъ бантикомъ въ волосахъ.

Блкинъ почувствовалъ невозможность итти туда, гд подано кушать. Стоялъ и сосредоточенно перелистывалъ книги, какъ не слыхалъ.

- Оставимъ пока, а?

Инженеръ стоялъ передъ нимъ, засунувъ руки въ карманы, смотрлъ весело и говорилъ давешнимъ непринужденнымъ тономъ.

- Благодарю васъ… но…

- Что такое? Здсь же не городъ, гостиницъ нтъ…

Блкинъ благодарилъ и уврялъ, что надо спшить, что уже позавтракалъ на дорог.

- Пустое. Можетъ, васъ это смущаетъ? - ткнулъ инженеръ пальцемъ въ отобранные счета. - Я напрямки люблю… Да?

Вопросъ былъ поставленъ такъ росто и дружески, что и отвтить нужно было прямо. И Блкинъ сказалъ:

- Если хотите, да.

И сейчасъ же почувствовалъ себя легко.

- Тогда идемте. Нечего, нечего. Дло пусть и остается дломъ. Штрафъ - плачу. Законъ. Непрiятно? М-мда… А при чемъ вы? Надоло, увряю васъ. Рюмку водки не можемъ выпить безъ какихъ-то оглядокъ…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза