Читаем Патока полностью

Блкинъ совсмъ сконфузился. Стало стыдно мелкихъ подозрнiй, стало даже досадно, что такъ старался, помучилъ человка, испортилъ настроенiе, а тому какъ съ гуся вода. Еще великодушничаетъ. А про себя-то считатетъ его придирой, мелочью. Ужъ обязательно считаетъ, по всему видно.

- Да ну ихъ къ чорту, ваши счета! - инженеръ взялъ за рукавъ и потягивалъ. - Завтра же вс остальные вышлю, и катайте! Идемте… Мишка у меня, болванъ, конторщикъ… Самъ я больше по техник…

Подхватилъ подъ руку и тянулъ.

- Циркуляры эти у насъ… Управляющiй новый, ретивый… насъ-то загонялъ…

- А я самъ? - болталъ инженеръ, направляя въ столовую. - Плохая работа - штрафую, въ шею гоню. Завтра хлопаю по плечу… Такова жизнь. Сейчасъ - читаю Бодлэра, а черезъ часъ посылаю счета…

…Неоплаченные, - подмигнулъ самъ себ Блкинъ.


V.


Сидли въ столовой, постукивали ножами, звенли рюмочками.

- Какая тамъ станцiя! Куры дохнутъ.

- Да ужъ… Ждалъ, тощища напала. Тутъ у васъ скарлатина ходитъ…

- Когда она не ходитъ! Позволите?

Инженеръ чокался, смотрлъ на свтъ и причмокивалъ.

- А вы расстегайчика… А, чортъ, жжется… А вотъ съ икрой. Бросьте эту кетовую замазку… Напоминаетъ пятна на снгу, гд лошади… Бзз….

Инженеръ сдлалъ губами. Блкину хотлось черной икры, которой онъ давно не видалъ, и только изъ приличiя потянулся къ красной, которую не долюбливалъ. Инженеръ самъ залилъ ему растегайчикъ зернистой.

Посл трехъ рюмокъ водки стало хорошо. Блкинъ попробовалъ и сардинъ въ сбитомъ сливочномъ масл, и ветчинки, прожаренной въ сметан, и нжной, нарзанной широкими пластами лососины. Розовые омары вкусно высовывали крапчатыя лапки изъ провансаля въ граненой вазочк, а влажный, какъ изъ-подъ вешняго дождя, салатъ сверкалъ совсмъ изумрудной свжестью.

- Рдисомъ здорово - хорошо! Какъ поцлуй еще не родившагося младенца…

Инженеръ ткнулъ розовый крупный рдисъ въ солонку и хрустнулъ.

- Хе-хе… поцлуй…

- Дрянь, не пейте. Давайте-ка энтова-вотэнтова. Монахи дохнутъ. Повадился ко мн монахъ-игуменъ за патокой шляться. Раскусилъ изъ этой бутылки - понравилось. Все, бывало, проситъ: “а мн энтова-вотэнтова”…

…Какъ живетъ!

Бефштексъ съ пустотлымъ картофелемъ Блкину очень понравился.

Залитый острымъ брусничнымъ вареньемъ, съ воткнутыми косыми ломтиками яйца, онъ напоминалъ какое-то мудреное пирожное. Дара такъ красиво обносила, опустивъ рсницы, и отъ нея пахло духами.

…А - ты какая!

Блкину нравилось, какъ онъ стоитъ у косяка, покашивая глазомъ. Нравилось, какъ инженеръ густо говоритъ - Да-а-ра, - ласкающее что-то, бархатное. Нравилось, какъ она вскидываетъ усталыми глазами и идетъ, откинувъ голову, точно доврчиво спрашиваетъ всмъ тломъ:

- Ну, что?..

- Нтъ, нтъ… Или, можетъ, предпочитаете англiйскую?

Инженеръ перегибался съ барственной лнцой и бралъ бутылку.

- Да ужъ… я лучше…

Почему англiйской было лучше, онъ и самъ не зналъ, но хотлось все-таки показать нкоторую самостоятельность вкуса. Сочный рдисъ настойчиво приглашалъ взрзать, круто подсолить и пустить въ дло. Такъ сочно похрустывалъ на зубахъ инженера, что Блкинъ выпилъ англiйской и закусилъ рдисомъ.

- Да-а-ра!

…Хорошо - Да-ра. Откуда такую досталъ?

Вспомнилъ мазаную Лукерью, отъ которой всегда несетъ жжеными перьями и мыломъ.

…Славненькая… Дамъ ей полтинникъ на чай.

Поймалъ бойкiй взглядъ.

- Да-а-ра… берите…

Оттого ли, что вс эти дни лъ скудно и больше всухомятку, помня просьбу жены, или потому, что мшалъ вино съ водками, онъ слегка опьянлъ и ршилъ остановиться. Зналъ онъ, что бываетъ у него критическiй моментъ, который застигаетъ врасплохъ, когда начинаетъ мутить въ желудк, выступаетъ испарина, а въ ногахъ чувствуется связь. Сталъ слдить за собой и нашелъ, что нкоторыя слова выходятъ скороговоркой. Поймалъ себя, когда сказалъ “сканчикъ”, вмсто “стаканчикъ”. Высморкался, чтобы прiободриться.

…Чертовски глупое положенiе… Все равно… Прiятный человкъ…

- У меня есть… бла-дарю…

- Бла-го-да-рю, не о-жи-далъ!

Блкинъ вскинулъ глаза.

- Ха-ха-ха… Не выходитъ! Это вотъ: “не о-о-жида-алъ”! Граммофонъ у меня… Да-ра, дайте! Позволите?

А Дара уже несла тумбочку.

Попивали легкое блое, а граммофонъ плъ:


Мн ма-ма-а-ша говорила-я…

Милочка, пришла пора тво-я,

Розы счастья на твоемъ пу-ти,

Муженька… хо-чу… те-б… най-ти-и-и…


Инженеръ подмигивалъ, а Блкинъ съ улыбкой смотрлъ въ раструбъ.

Разговоръ возобновился. Блкинъ высказалъ, что домъ инженера ему чрезвычайно нравится, и онъ обязательно выстроитъ такой же, какъ только получитъ переводъ. Мечта жизни. Десять лтъ торчитъ въ поганомъ городишк, а дти растутъ, надо учить. Удивительное вино… Не мускатъ?

- Аликанте розовое. Да, чортова ваша служба. Меня чуть было не сбили. Иди, иди къ намъ! Служи… Послалъ я его къ чорту.


А-ахъ, не та-акъ…

Вы слишкомъ воль-но…


- Здорово?

- Да. Такъ это вы кого же… къ чорту-то?

- Дядюшка у меня троюродный, по матери. Петровъ… Есть такой или былъ… Шишка…

- Петровъ?! Онъ и теперь… онъ и теперь…

…Къ чорту послалъ!

Блкинъ поставилъ стаканчикъ, чувствуя дрожь въ рук.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза