Я встала у секционного стола напротив Джейсона, держа на весу тяжелую отрубленную голову, стараясь поудобнее уложить ее на стальной стол. Мне надо было соблюдать осторожность – если мои пальцы окажутся за ушами, то Джейсон может отхватить мои пальчики, когда будет снимать скальп. Так что мне пришлось взять голову так, как будто это был мой возлюбленный – за щеки. Мне пришлось податься вперед и упереться локтями в стол, чтобы усилить хватку. Я смотрела мертвецу прямо в глаза, словно собиралась поцеловать его, как Саломея Иоанна, при этом на меня смотрели двенадцать пар глаз. Мало того, я стояла над головой с задранным задом, и все это смахивало бы на пошлую комедию, если бы не серьезность обстановки.
Джейсон был прав. Пока он снимал кожу с черепа я могла удерживать голову на месте, но как только он начал пилить, я поняла, что у меня просто не хватит сил удержать ее на месте. Голова откатывалась под напором пилы, и Джейсон не мог пилить прямо. Нам пришлось поменяться местами – я пилила, а Джейсон держал голову своими мощными ручищами культуриста. Наконец, крышка черепа была отделена, мозг положен на весы, а я, потная и с красным от натуги лицом, чувствовала, что сдала очередной экзамен. Интересно, какой будет реконструкция…
Странным (хотя, конечно, вся ситуация была достаточно необычной) было и удаление шеи и языка – того, что мы называем глоткой. Есть два способа сделать это. Когда я делала типичный Y-образный разрез, то на приподнятой на валике шее образовывался треугольный лоскут кожи. Вершина этого треугольника находилась между ключицами. Это место вы можете увидеть на себе – оно находится точно в углублении между концами ключиц – это место называют яремной вырезкой. Надо взять эту вершину кожного треугольника пальцами или зубчатым зажимом и потянуть его вверх, к лицу трупа, обнажая белую соединительную ткань, покрывающую грудино-ключично-сосковую (кивательную) мышцу. Этот лоскут снимают так же, как скальп с крыши черепа. Для того чтобы облегчить снятие кожи достаточно легких прикосновений острым скальпелем к перемычкам соединительной ткани. Кожу отделяют до тех пор, пока не станет видна нижняя челюсть и не будут открыты все мышцы шеи. Потом я ввожу большой секционный нож за нижнюю челюсть (за передними зубами) и провожу лезвие вдоль внутреннего периметра нижней челюсти, после чего можно вытянуть из-под нее язык. Потом я делаю надрез на задней поверхности глотки и извлекаю все органы шеи – язык, гортань и трахею – оттягивая их книзу и обнажая расположенные за ними позвонки шейного отдела.
Если же делается прямой разрез, начинающийся на яремной вырезке, то ситуация несколько осложняется. Весь процесс приходится проделывать вслепую. Так как я не могу вскрывать кожу, мне приходится вводить секционный нож под кожу шеи, нащупывать концом ножа кость нижней челюсти и вести лезвие вдоль внутренней поверхности кости, не видя, что я на самом деле отрезаю. Как бы то ни было, самое главное – это не повредить кожу шеи, потому что в этом случае теряется весь смысл прямого разреза. (Хотя в этих ситуациях настоящей палочкой-выручалочкой оказывается суперклей, которым можно отлично заделывать подобные надрезы, которые мы называем пуговичными петлями; даже если они заметны, то выглядят, как безобидные морщинки).
Но что нам было делать с этим несчастным человеком, язык и половина глотки которого находились в голове, а все остальное в теле.
– Возьми из тела, – сказала я Джейсону, так как сверху оно было открыто, что называется, настежь. Я была не прочь, чтобы он извлек половину глотки из отрубленной головы на глазах у всех этих людей.
На вскрытиях мы удаляем шею и язык по многим причинам – это не прихоть. Сначала мы осматриваем полость рта, чтобы найти там остатки пищи или какие-либо инородные предметы, которые могли бы стать причиной удушения. Но осмотра полости рта недостаточно. Патологоанатом может вскрыть удаленную глотку и обнаружить в ней комок еды, закупоривший пищевод или, хуже того, трахею. Например, свидетели могут быть уверены, что человек умер от сердечного приступа и остановки сердца, а потом выясняется, что он просто подавился. Такое часто случается в ресторанах во время застолий, когда человек давится пищей, но его не рвет, потому что рвотный рефлекс подавлен алкоголем, и жертва просто задыхается (теперь вы понимаете, почему для меня еда так тесно связана со смертью – так много пробуждается ассоциаций!). Кроме того, на языке можно обнаружить следы зубов. Умерший мог прикусить себе язык – такое случается во время эпилептических припадков. Хрящи гортани и хрупкая подъязычная кость могут быть сломаны в результате механического удушения руками, если это было убийство. Кроме того, исследование гортани и трахеи позволяет установить, умер человек до того, как попал в огонь, или сгорел заживо. Если частицы сажи обнаруживаются в трахее, значит, человек дышал в дыму и был жив. Можно многое обнаружить в этом маленьком отделе организма, о чем не подозревают многие люди. Они даже не догадываются, что мы его тоже извлекаем.