Мне часто делают пластические операции. Я страдаю редким, но не угрожающим жизни заболеванием – синдромом Пэрри – Ромберга, а это значит, что мне периодически приходится пересаживать фасции (соединительную ткань, одевающую мышцы) с бедра и висков, и имплантировать их в атрофированные участки моего лица. Я не имела бы ничего против, если бы излишки тканей отправлялись бы на трупные фермы и использовались для полезных исследований, а не сгорали бы в печи без всякого толка. Я была бы рада, если бы у меня был такой выбор. Я, с одной стороны, поборник судебно-медицинского прогресса, но я, с другой стороны, пациентка, человек из плоти и крови, и должна помогать другим людям.
В статье, далее, говорилось: «Это новое предложение позволить добровольцам жертвовать части своих тел, удаленные в ходе операций, может оказать неоценимую услугу судебно-медицинским исследованиям». Это был бы еще один шаг к тому, чтобы использовать завещанные тела целиком, а также еще один шаг к снятию запрета на использование мертвецов для научных исследований. Результаты опроса, приведенные в той статье, говорят, что 94 процента респондентов считают это предложение хорошей идеей, соглашаясь с утверждением: «Если они пойдут на полезное дело, то почему нет?» Только шесть процентов опрошенных считают эту идею «жуткой и отвратительной». Вероятно, идея о том, что части человеческих тел не являются мертвыми индивидами, избавляет от стигматизации, особенно, оставшейся после скандалов с изъятием органов, и позволяет легче проглотить новую идею?
Конечно, словосочетание «легче проглотить» – это не самый удачный оборот речи в отношении к ампутированным конечностям. В патологоанатомическом музее, где я преподаю историю консервирования частей человеческих тел начиная с раннего семнадцатого века, я рассказываю учащимся о первом средстве сохранения трупов и образцов тканей – о спирте, то есть о
История началась в двадцатые годы двадцатого века, когда доусонскому бутлегеру и шахтеру Луису Лайкену ампутировали отмороженный палец, и Лайкен решил на память его заспиртовать. Много лет спустя, в 1973 году, один местный житель Дик Стивенсон обнаружил этот палец и подумал: «Почему бы не положить его в выпивку и не устроить веселый конкурс?» Так родился на свет коктейль «Кислый палец», и до сего дня, тот, у кого хватит духу, выпить его, получает сертификат члена клуба «Коктейль Кислый палец». Однако в 1980 году стряслась беда – один из клиентов опрокинулся назад на стуле, когда пил заветный коктейль, и случайно проглотил палец. Анналы гласят: «Палец номер один так и не был обнаружен»!
Люди начали жертвовать бару новые заспиртованные пальцы. Один палец был ампутирован в связи с диабетом, один – из-за неоперабельной мозоли (тьфу!), а один поступил от анонимного жертвователя с запиской: «Не косите газоны босиком!» Недавно, однако, был проглочен девятый палец – очевидно, преднамеренно, потому что уставом клуба был учрежден штраф в пятьсот долларов. Со временем сумма штрафа возросла до двух с половиной тысяч, наверное, для того, чтобы другим было неповадно «за здорово живешь» глотать реликвии.
Мораль этой басни такова: вместо того, чтобы жечь ампутированные части тел, или использовать в дурацких играх, их надо пустить на добрые, судебно-медицинские цели.
Фрагментированные тела поступают в морг, как правило, после ужасных несчастий – дорожно-транспортных происшествий, попадания под поезд или падений с большой высоты, часть таких тел – это трупы самоубийц.
Я очень хорошо помню одного самоубийцу – мужчину, бросившегося под поезд лондонского метро. В Лондоне в таких случаях прибегают к эвфемизму – «человек под поездом». Когда такое случается, люди на платформе слышат из громкоговорителей: «Движение временно отменяется из-за человека под поездом». Это говорится так, будто человек просто спрятался под поездом или решил устроить там пикник. Табу на упоминание смерти так сильно, что вы никогда не услышите, что движение отменяется из-за смерти упавшего на пути человека.