Патриархальный город

— Хе-хе! Не извольте беспокоиться, господин Тави! Мы старые знакомые. С господином журналистом из Бухареста мы затеяли одно потрясающее дело… Пускай только он мне подсобит чуток — и я дам правительству по шапке!

— Тем лучше! — обрадовался Тави Диамандеску. — Вы с ним обсудите это потрясающее дело и вдвоем дадите правительству по шапке, а я тем временем потолкую с почтенным Кристаке.

Почтенного Кристаке подобная перспектива, казалось, крайне напугала.

Он устремил на своего друга Стэникэ отчаянный взгляд, умоляя не бросать его в беде одного.

— Не тревожься, Кристаке! — успокоил его господин Стэникэ. — Теперь мне не до правительства. К чему гнаться за двумя зайцами? Пожалуйте в дом, дорогие гости… Прошу, господин Тави!

В низкой комнате с прокопченными балками и окнами без занавесок стоял кислый запах вина.

На незастеленном столе без скатерти — грязные стаканы и бутыль.

Придурковатая босая служанка унесла посуду, вытерев мокрые пятна концом фартука.

— Третий день тебя ждем! — объявил господин Стэникэ Ионеску. — Ей-богу, третий день, господин Тави!.. Каждый день после обеда прихожу к братцу Кристаке, коротаем время и ждем, что приедешь, как обещал.

— Некогда было! — коротко бросил Тави Диамандеску.

— Понимаю, понимаю… Я слышал, с пшеницей вы управились. Всю посеяли… А у нас?.. У нас, грешных…

Господин Стэникэ Ионеску спохватился, что момент для разглашения тайн о постигших его и приятеля невзгодах выбран не слишком удачно. Он замахал рукою, отпугивая невысказанное признание и как бы стирая в воздухе произнесенные слова.

— Садитесь, господин Тави! — еще раз пригласил он. — Что же вы не сядете?

Тави Диамандеску от стула отказался.

Засунув руки в карманы, он прошелся по комнате, рассматривая обвалившуюся штукатурку; рассеянно поглядел в окно.

— Некогда было! — повторил он после длительной паузы, повернулся и закурил сигарету, против обыкновения никому не предложив угоститься.

Поискал глазами пепельницу — бросить спичку.

— Можете бросать на пол! — посоветовал господин Стэникэ Ионеску.

Действительно, некрашеный пол около стола был густо усеян окурками и горелыми спичками. Во всем крошечном имении почтенного Кристаке Чимпоешу, землевладельца, попавшего в беду, это был единственный посев, однако и он не обещал обильного урожая. Тави Диамандеску не последовал примеру хозяев. Подойдя к печи, он швырнул спичку в топку.

Затем поглядел на часы и многозначительно поднял брови.

— Некогда было, да и теперь у меня времени в обрез. Впрочем, я ведь и не обещал почтенному Кристаке ничего определенного. Так, обронил словцо, поскольку и до моих ушей толки дошли… Может, приеду, может, нет! Сказать по правде, я и теперь здесь случайно. Захотелось проехаться, показать моему другу Тодорицэ часть уезда в сторону Пискул Воеводесей, где затеяли новое баловство с нефтью и вышками… А как увидал дорогу налево — тут и вспомнил. Думаю: человек-то небось до сих пор ждет. Остановлюсь-ка на две минутки да все разом и кончу. Без долгих слов…

— То есть как? — с беспокойством спросил Кристаке Чимпоешу.

Друзья земледельцы и землевладельцы тревожно переглянулись.

— Как это без долгих слов? — переспросил Стэникэ Ионеску, выступая от имени своего друга, человека от природы молчаливого и разумом не быстрого.

Тави Диамандеску отошел к печке стряхнуть пепел.

И ответил оттуда, низко пригнувшись, словно обращался не к двум друзьям, земледельцам и землевладельцам, а к устью печи:

— Потому что я раздумал! Не буду покупать! — И повернулся к Тудору Стоенеску-Стояну, желая услышать его суждение. — Скажи и ты, Тодорицэ!.. Разве нынче время покупать землю? Землю покупают одни сумасшедшие. Допустим, я тоже сумасшедший. Все считают меня тронутым, и поделом. Но не настолько же, чтобы впутаться еще и в это дело да за здорово живешь сунуть голову в петлю. Вот это я и хотел сообщить почтенному Кристаке.

Он подошел к друзьям-земледельцам и землевладельцам и, держа руки в карманах, зажав сигарету в углу рта, окинул их взглядом.

— Если у вас из-за меня возникли сложности, прошу извинить. Это вышло помимо воли. Навалились другие заботы, я и позабыл, что обронил словцо. А теперь, дорогой Тодорицэ, можно и в путь!..

Тудор Стоенеску-Стоян поднялся со стула, где просидел, молча наблюдая всю сцену. Он был рад и вместе с тем изумлен, как скоро все кончилось; но главное, его возмущало, что Тави Диамандеску так над ним подшутил: просил быть свидетелем при трудном торге, а сам ехал только объявить, что раздумал и покупать не станет. Он стал искать глазами шляпу.

Но господин Стэникэ Ионеску быстро овладел собой и принялся упрашивать их остаться:

— Хотя бы по чашечке кофе… Не годится покидать хозяев, не выпив чашечки кофе! Пойди-ка, брат Кристаке, проследи…

Как только Кристаке Чимпоешу исчез распорядиться насчет кофе, его друг Стэникэ, забыв про дипломатию, свою роль и клятву хранить тайну, принялся исповедоваться:

— Это для бедняги Кристаке большой удар!.. Вы, можно сказать, его прикончили…

— Почему бы это? — равнодушно спросил Тави Диамандеску, стоя к нему спиной и глядя в окно.