Патриархат заработной платы. Заметки о Марксе, гендере и феминизме

Это означает, что заработная плата – не только территория столкновения труда и капитала, но также инструмент создания неравных властных отношений между самими рабочими, а значит, классовая борьба – намного более сложный процесс, чем думалось Марксу. Как мы уже выяснили, она часто должна начинаться с семьи, поскольку, чтобы сражаться с капитализмом, мы должны были бороться с нашими собственными мужьями и отцами – так же, как черным пришлось бороться с белыми рабочими и тем особым типом классового расслоения, который капитализм навязывает посредством заработной платы как отношения. Наконец, признавая то, что домашний труд – это труд, который (вос)производит рабочую силу, мы получаем возможность понять гендерные идентичности в качестве идентичностей рабочих, а гендерные отношения – в качестве производственных отношений, что освобождает нас от вины, от которой мы страдали всякий раз, когда хотели отказаться от домашнего труда, и этим же подчеркивается значимость феминистского принципа «личное – это политическое».

Почему же Маркс просмотрел ту часть репродуктивного труда, которая столь важна для производства рабочей силы? В другом тексте я предположила, что это в какой-то мере объясняется условиями рабочего класса, в которых английский рабочий класс жил в его время[129]. Когда Маркс писал свой «Капитал», в семье рабочего (как он сам признавал) домашнего труда было мало, поскольку от рассвета до заката женщины бок о бок с мужчинами работали на заводах. Домашний труд как отрасль капиталистического производства оказался ниже исторических и политических радаров философа. Только во второй половине XIX века, после двух десятилетий восстаний рабочего класса, когда призрак коммунизма стал бродить по Европе, капиталисты начали вкладываться в воспроизводство рабочей силы, и тогда же произошел сдвиг в форме накопления – от легкой (текстильной) промышленности к тяжелой (углю и стали), который потребовал более интенсивной трудовой дисциплины и более крепкой рабочей силы. Как я уже писала,

если говорить в категориях Маркса, развитие репродуктивного труда и последующее возникновение пролетарской домохозяйки, работающей дома полный рабочий день, в определенной мере являются плодами перехода от извлечения «абсолютной прибавочной стоимости» к «относительной» как способу эксплуатации труда[130].

Оба явления стали продуктом перехода от системы эксплуатации, основанной на абсолютном удлинении рабочего дня, к системе, в которой его сокращение компенсировалось технологической революцией, повышающей уровень эксплуатации. Ключевой фактор этого изменения заключался в том, что капиталисты боялись, как бы чрезмерная эксплуатация рабочих, обусловленная абсолютным удлинением рабочего дня и низкими зарплатами, не привела к исчезновению рабочего класса и отказу женщин от домашней работы и ухода за детьми, что стало частой темой в официальных докладах, которые английское правительство заказывало начиная с 1840‐х годов, чтобы оценить условия жизни и состояние здоровья заводского рабочего[131]. Именно благодаря схождению этих разных факторов и была проведена реформа труда, для чего понадобилось принять ряд «фабричных законов», которые сперва сократили, а потом и уничтожили занятость женщин на фабриках и существенно увеличили мужскую заработную плату (к концу XIX столетия – на целых 40%)[132].

Измотанность промышленного пролетариата, которую Энгельс красочно описал в «Положении рабочего класса в Англии» (1845), отчасти объясняет, почему домашний труд в работах Маркса почти не упоминается. Однако вполне вероятно, что Маркс проигнорировал его еще и потому, что тот не обладал теми качествами, которые, с его точки зрения, определяют труд при капитализме, отождествленный им с промышленным оплачиваемым трудом. Домашний труд, поскольку он осуществляется дома и поскольку даже в XX веке для него не требовалась кооперация или высокий уровень технологического развития, марксисты стали причислять к остаточным элементам прежней формы производства. Как указала Долорес Хейден в «Великой домашней революции»[133], мыслители-социалисты, даже когда они требовали социализации домашнего труда, не думали, что он может стать осмысленным трудом[134], и подобно Августу Бебелю думали о тех временах, когда домашний труд будет сведен к минимуму[135].