Он кое-как встал и пополз в сторону «Таити», до которого оставалась пара сотен ярдов. Навстречу по гладкому розовому бетону шла полуголая девица с поразительно безупречной грудью и бриллиантом в пупке. Она встретилась с ним взглядом, улыбнулась и вскинула руки – якобы хотела убрать длинные белокурые волосы в рыхлый пучок на затылке, а на самом деле – изобразить, как она будет выглядеть в постели, когда заведет руки за голову. О боже, ну почему жизнь так скверно устроена? Почему он не может просто кинуть ее на горячий капот ближайшей машины и разорвать жалкое бирюзовое подобие купальных трусиков? Она этого хочет, он этого хочет. Ну, он-то точно хочет. А она, вероятно, хочет остаться при своем даре будоражить фантазию гетеросексуальных встречных (и не забываем про наших лесбийских коллег, елейно добавил Патрик), которые штабелями ложились ей под ноги, пока она прогуливалась от своего мерзкого бойфренда к прыткой маленькой машинке и обратно. Она шла мимо, он ковылял вперед. С тем же успехом она могла отрубить ему гениталии и бросить их в песок. Он чувствовал, как кровь течет по его ногам, слышал дерущихся за неожиданную добычу собак. Хотелось сесть, лечь, зарыться в землю. Как мужчина он кончен. Хорошо быть пауком-самцом, которого самка съедает сразу после оплодотворения – а не глодает потихоньку всю жизнь, как это бывает у людей.
Патрик замер на вершине широкой белой лестницы, ведущей к пляжу «Таити». Увидел Роберта, который носился туда-сюда по песку, пытаясь наполнить водой прорытый в песке ров. Томас лежал на руках у матери, сосал палец, крепко стискивал в свободной руке любимую пеленку и наблюдал за Робертом своим странным беспристрастным взглядом. Дети были счастливы, потому что все внимание мамы безраздельно принадлежало им, а он был несчастен, потому что ему безраздельно принадлежало все ее равнодушие. Забудь про первозданный пляж. Выйди на тот, который есть, и стань уже отцом.
– Привет, – сказала Мэри с перманентно усталой улыбкой, в которой не принимали участия ее глаза.
Они принадлежали другому, более суровому миру, где она пыталась пережить бесконечные запросы сыновей и разрушительное осознание того факта, что на многие годы вперед ее нелюдимой душе не светит ни минуты одиночества.
– Привет, – сказал Патрик. – Идем обедать?
– Томас вроде засыпает.
– Ага. – Он опустился на шезлонг. Всегда найдется веский повод не исполнить его желание.
– Смотри! – Роберт показал пальцем на распухшее веко. – Меня комар укусил!
– Не будь слишком строг к комарам, – вздохнул Патрик. – Пищат и жалят только их беременные самки, а человеческие занимаются этим всю жизнь – даже родив нескольких детей.
Зачем он это сказал?! Похоже, сегодня он полон какого-то зоологического женоненавистничества. Если тут кто и пищит, так это он. И уж точно не Мэри. Это он страдает от клокочущего недоверия к женскому полу. Сыновьям вовсе не обязательно разделять его чувства. Надо взять себя в руки. Меньшее, что он может сделать, – это как-то обуздать свою депрессию.
– Простите… Не знаю, зачем я это сморозил… Такая усталость вдруг навалилась. – Он виновато улыбнулся всем вокруг. – Давай-ка я помогу тебе со рвом, – сказал он Роберту и взял второе ведерко.
Они стали ходить туда-сюда, заливая ров морской водой, пока Томас не уснул на руках у мамы.
Август 2002 года
10
Томас вдруг выскочил из синего надувного бассейна, в котором спокойно играл все это время, и кинулся прочь по песку, поглядывая через плечо – бежит ли следом мама. Мэри резко отодвинула стул и бросилась за ним. Томас был такой быстрый… быстрее и быстрее с каждым днем. Он взбежал по белой лестнице: теперь от дороги его отделял только променад. Она взлетела следом, одолевая по три ступеньки за раз, и поймала сына у припаркованной машины, скрывавшей его от глаз остальных водителей. Он принялся пинаться и извиваться в воздухе.
– Никогда так больше не делай! – едва не разрыдавшись, воскликнула Мэри. – Никогда, слышишь? Это
Томас захлебнулся восторженным смехом. Эту новую игру он открыл для себя только вчера, когда они снова приехали на пляж «Таити». А ведь в прошлом году он бегом мчался к маме, если та отходила больше чем на три ярда.
Когда Мэри понесла его прочь с дороги к зонтику, он тут же перешел в другой режим: стал посасывать палец и с любовью гладить ее ладошкой по щеке.
– Все хорошо, мама?
– Я расстроилась, что ты чуть не выбежал на дорогу.
– Я еще буду делать опасно, – гордо сказал Томас. – Да, буду!
Мэри невольно улыбнулась. Ну какой очаровашка!