Патриот

– Забери, – велела Камилла, ткнув полусогнутым пальцем в одну из тарелок. – Этот салат уже кто-то ел.

– Прошу прощения, – прошептал Валентин и с изумительной сноровкой извлёк тарелку из плена других тарелок и бокалов. – Желаете что-то другое?

– То же самое, – отчеканила Камилла. – Но пусть там не будет соевого соуса. Он не нужен. Там никогда не было соевого соуса, а сегодня вдруг появился. Он весь вкус портит.

– Я понял, – прошелестел Валентин.

– Подожди, – сказала Камилла. – А что за повар новый такой? Надеюсь, не чучмек?

Валентин гордо поднял бровь.

– У нас все повара – итальянцы.

– Ладно, – сказала Камилла. – И воды мне ещё принеси. Сегодня душно. Я полночи не спала.

Не поняв, обращена ли последняя фраза к нему или к Знаеву, гладкий Валентин на всякий случай обозначил улыбку и испарился.

– Да, – сказал Знаев. – Душно. А что вообще ты тут делаешь? В Москве, летом?

– Как раз завтра улетаю. Осталось последний день дотерпеть.

– Какое совпадение, – сказал Знаев. – И у меня последний день. Куда едешь?

– Для начала – в Барселону. А там посмотрим. Может, на Тайвань. В этот раз хочу подальше. А ты?

– А я как раз хочу поближе.

– В Крым, что ли?

– Вернусь – расскажу. А тебе, значит, Европа надоела?

Камилла невозмутимо кивнула, не прекращая жевать.

– Может быть. Я ж не знала, что земной шар такой маленький. Ездила, ездила – и однажды оказалось, что везде была и всё видела.

– Везде? – спросил Знаев. – Что скажешь про остров Пасхи?

– Не решилась. Туда лететь с тремя пересадками, это тяжело.

– Антарктида?

– Тоже. Но там, наоборот, надо плыть на круизном лайнере, а я боюсь. Авиакатастрофы не боюсь, а вот этого… Утонуть в ледяной воде… Как «Титаник» посмотрела – так сразу и поклялась, что к кораблю близко не подойду.

– Китай?

– Была в Гонконге. Ужасно. Страшные толпы. Пешеходные светофоры. Привыкнуть невозможно. Вернулась в Москву, оглядываюсь – а где все? Что за деревня сонная? Ну, то есть, ты понял: после Гонконга показалось…

– Камчатка? Долина гейзеров?

– Неинтересно. Мне экстрима не надо. Я люблю музыку и самую лучшую еду. Какие могут быть гейзеры, Знаев? Ты со мной десять лет прожил! Ты всё забыл, что ли? Я могу расслабиться только в идеальном комфорте. И везде его ищу. Это лучшее, что может делать современная женщина.

– Получается, – сказал Знаев, – ты нигде не была. Идеальный комфорт везде одинаковый.

Камилла замотала головой и заработала челюстями быстрее, торопясь прожевать слишком большой кусок.

– Ничего подобного! – воскликнула она, едва проглотив. – Везде разный! Приедешь в Швейцарию – один комфорт. А через дорогу перейдёшь – бам, и ты в Австрии, а там всё уже другое. А на Сейшелах вообще – третье. Про Штаты я не говорю, как ты понимаешь… И, кстати, это ведь именно ты приучил меня к комфорту. Ты был фанат всего самого лучшего.

– Да, – спокойно ответил Знаев. – Не отрицаю. Все через это проходят.

– А теперь что?

– А теперь я живу следующую жизнь. Седьмую по счёту. У меня другие цели и другие планы.

– И ты едешь в долину гейзеров?

– Почти угадала.

Подбежавший Валентин поставил на угол стола новую тарелку с салатом, и помедлил, ожидая похвалы, но Камилла не обратила на него внимания.

– Ты не уезжаешь, – Камилла погрозила Знаеву вилкой. – Ты убегаешь. Тебя тут, в Москве, прижали, и тебе деваться некуда. Только – ноги в руки и вперёд. Так ведь?

Знаев посмотрел на детей, снующих меж столами, шумно требующих кексов и мороженого, то прыгающих на руки к нянькам и мамкам, то, наоборот, рвущихся на волю, – и вдруг понял, зачем пришёл.

– Камилла, – сказал он. – Ты должна знать. Всё, что у нас было – было всерьёз. По-настоящему. Я тебя любил. Этот чёртов комфорт, эти деньги – всё было оттого, что я тебя любил. И нашего сына мы родили по большой любви. У нас была семья, я был счастлив…

Камилла помолчала, улыбаясь криво и немного растерянно.

– И куда ж она делась? Твоя любовь?

– Кончилась, – ответил Знаев, недолго подумав.

Камилла перестала жевать и тщательно промокнула салфеткой губы.