Конечно, хорошо бы было прикинуться пастухами, торговцами или еще кем-нибудь в этом роде. Рысь так бы и поступил, если бы Вента не предупредила, что легионы пришли сюда убивать. Наказать много возомнивших о себе варваров, дерзнувших тревожить набегами не только обе Германии, но и Норик, и Рецию, и даже Галлию с Иллирией. Юний прекрасно понимал замысел Максимина Фракийца - жестокость, жестокость и еще раз жестокость! Горе побежденным, как когда-то давным-давно говорили римлянам надменные галлы; на этот раз римлянам не нужны ни рабы, ни земли, надобно лишь одно - сеять страх! Страх, который очень скоро должен был поселиться в душе каждого варвара, от вождя до самого последнего пастушонка. Чтобы при одном упоминании великой империи у любого германца тряслись поджилки, и даже долгие годы спустя варвары не то чтоб переправиться - взглянуть бы на Рейн боялись!
Что ж, вполне понятная тактика. А вот прежний император, Александр, вовсе не прибегал к ней, а, наоборот, пытался решить дело миром - и был убит. Такова жизнь! Вообще, императоры - очень несчастные люди. Одни только боги знают, зачем они так стремятся к власти, не представляя, как ее удержать. Правитель порядочный и добрый, каким был Александр Север, обычно кончает плохо - испокон веков плебс путал вежливость и доброту со слабостью, дружно поддерживая любого узурпатора. С другой стороны, и жестокость - отнюдь не гарантия спокойного владычества. Вот хоть тот же Нерон или Калигула, уж на что были жестоки - а тоже правили не очень-то долго и не избежали насильственной смерти.
Значит, Фракиец решил сделать ставку на жестокость. Это плохо, очень плохо. Сначала - германцы, затем - легионы, а следом за ними придет очередь и простых граждан. Если придет. Вряд ли легионеры будут долго терпеть слишком жестокого правителя, тем более сейчас, когда они почувствовали свою силу. А как же? Захотели - убили прежнего цезаря и возвели на трон бывшего безродного пастуха! А окажется не люб тот - быстренько поменяют его на другого. Так что, по мнению, Рыси, зверствовал Максимин напрасно, хотя по отношению к германцам это, наверное, и было оправдано.
Встреча с легионерами отнюдь не входила в планы Юния, а поэтому он с легким сердцем отдал приказ обождать, пока те пройдут мимо. Арминий с Эрнульфом увели лошадей к реке, где и остались, а Рысь с Илмаром затаились за деревьями, внимательно наблюдая, как на вершине холма выстраивались в походную колонну легионеры. Не так уж много их и было, пожалуй, одна центурия. Впрочем, и такая боевая единица могла натворить немало дел в разрозненных варварских деревушках, и, видимо, уже натворила, о чем красноречиво свидетельствовал тащившийся вслед за воинами десяток телег, доверху груженных награбленным у германцев добром - деревянной и золоченой посудой, какими-то бочонками, шерстью, кожами. Как видно, центурион придерживался отличных от императорских целей: цезарь призывал сеять страх, а этот - грабил.
- Похоже, мы не найдем в целости корчму Гавтильда, - кивнув на повозки, шепнул Илмар.
- А это в зависимости от того, откуда они сейчас идут, - тихо отозвался Рысь. - Может, они были и вовсе в другой стороне.
Подумав, алеман согласился:
- Тоже верно.
Построившаяся в походный порядок центурия под грохот барабанов и задорное уханье литавр шла по широкой тропе чуть ли парадным шагом. Впереди на белом коне соколом поглядывал по сторонам центурион в блестящем, с пышными страусиными перьями шлеме. Юний не очень-то хорошо смог рассмотреть лицо сотника, отметив лишь, что оно было красным, обветренным и довольным. Ну, еще бы…
Легионеры оказались, как на подбор, молоды, видно, из тех самых юнцов, что пришли с Максимином Фракийцем, когда он еще был не императором, а префектом. В отличие от своего командира они вообще не выказывали никакого довольства, скорее, наоборот, выглядели довольно унылыми. Может быть, оттого, что просто устали.
Миновав рощицу, центурия свернула к реке - туда как раз спускалась дорога. Как бы они не натолкнулись на Эрнульфа с Арминием! Хотя те ведь не дураки и не глухие, а этот оркестр слышен на всю округу. Наверняка центурион специально отдал приказ играть погромче, чтобы все окрестные варвары слышали. Слышали и боялись! Воют, трубят трубы, сияющей на солнце медью гремят литавры, грохочут барабаны, и далеко вокруг слышна неудержимая солдатская поступь! Прячьтесь, подлые варвары, посмевшие нападать на имперские земли, прячьтесь, а мы разграбим ваши деревни, угоним стада, сожжем нивы. Горе, горе вам, варвары!
Следом за легионерами, видимо охраняя обоз, на низеньких лошаденках ехали воины из местных вспомогательных сил - десятка полтора германцев в широких штанах и мохнатых куртках, все, как видно, из приграничных сел с той стороны Рейна. Не отмеченные печатью интеллекта тупые лица, даже скорее жуткие рожи, бегающие, какие-то вороватые взгляды, некоторые всадники раскачиваются на лошадях, словно корабли в бурю - видать, пьяные. Ну и сброд! Указом Каракаллы - римские граждане, мать их за ногу. Однако…