Очевидно, что идея о предвечности творения размывает границы между Сыном Божиим (а с Ним и всей Святой Троицы) и тварью – ведь если и Сын, и тварь предвечны, то какое же между ними различие? Таким образом неразличение Сына с тварью
в плане отнесения обоих в предвечность только усилило проблему в вопросе отношения Сына к времени и т. п. Позднейшие триадологические ереси, такие как динамизм и арианство, сохранив это неразличение, вместе с тварью «выведут из предвечности» и Сына Божия. Их справедливая критика идеи Оригена о предвечности творения обернется еще большей бедою – исторические слова ересиарха Ария: «Было, когда Сына не было», положат начало первым в истории Церкви спорам вселенского масштаба – триадологическим спорам.Другим важным следствием идеи Оригена о предвечности твари становится фактическое (хотя и не выраженное словами) отрицание им свободы Бога
.Сотериология Оригена имеет оттенок интеллектуализма
, привнесенный, как и многое другое в его учении, из платонизма. Путь человека к Богу, к восстановлению с Ним отношений и укоренению в Нем, есть открытый Христом человечеству путь интеллектуального просвещения, «неумолимого следования» человека за открытым ему знанием. Отсюда же вытекает и символизм в понимании Евхаристии; сведение евхаристического общения со Христом до умственной сферы.Сотериология Оригена является «оборотной стороной медали» отмеченной выше недооценки им цельности природы человека: тело человека мыслится как ненужный придаток, «темница для души», да и сама душа выступает лишь временной ступенью на пути к торжеству просвещенного и одновременно одинокого в этой просвещенности духа человеческого.
Среди заслуг Оригена следует указать на то, что именно в его трудах впервые появляется термин «Богочеловек»
.Эсхатология Оригена есть обратный слепок с его протологии
. Предвечность твари оборачивается ее неминуемым возвращением к Богу, своего рода возвращением в ту же «предвечность». Такова широко известная идея апокатастасиса, всеобщего спасения, впервые изобретенная и озвученная именно Оригеном. Ведь если даже Сам Бог не может не творить мир (и даже бесконечное число миров), то что остается его отображению – человеку (и, шире, – вообще творению)? Ему необходимо надлежит вернуться к Богу, от которого он отпал.Итак, «Бог не может не творить мир, а мир не может не вернуться к Богу»
– такова Оригенова максима понимания истории. За таким чувством и пониманием истории стоит не что иное, как идея неоплатонических эманаций (истечений), бытийственно проистекающих из Бога и затем столь же неуклонно возвращающихся к нему. Детерменизм (предопределенность, заданность), несвобода – Бога и человека – характеризуют учение Оригена, равно как и античные философские системы, которые в силу самого своего времени были неспособны вырваться в царство истинной свободы из плена схем.По верному замечанию прот. Г. Флоровского, Ориген глубоко неисторичен – и начало, и конец истории лишены у него свободы, а ее эпицентр, Христос Спаситель, закономерно становится неубедительным связующим звеном в этом процессе.
Глобальные ошибки Тертуллиана и, особенно, Оригена запустили не только процесс осмысления святоотеческой мыслью троического догмата, но и тот процесс в богословии, который закончится много веков спустя теснейшим синтезом сфер догматического и аскетического богословия.
Тема 22
Святые ученики Оригена
22.1. Две группы учеников Оригена
Ориген оставил после себя множество учеников.