Патроны чародея

   — Глерд Юджин, простите великодушно, однако ее величество увидели вас в окно… изволят что–то сказать на дорогу.

Фицрой буркнул тихонько:

   — «Сказать» на королевском языке значит «велеть».

   — А куда денешься, — ответил я. — Тут самодурство и самодержавие. Я недолго, ты пока не пропей коней.

   — Иди–иди…

   — И не проиграй, — напомнил я.

   — Да иди же!

   — И не отдай за интимные услуги, — добавил я.

Он воздел глаза к небу.

   — С ума сошел! Я вообще никогда не плачу. И сам не беру. Это бесчестно. Разве что конями…

Слуга дождался, когда я двинулся в сторону королевского дворца, забежал вперед и знаками показывал гвардейцам, что все под контролем ее величества и все по монаршей воле.

Когда поднялись на этаж, стража отступила от двери королевского кабинета, а слуга распахнул ее передо мной с церемонным поклоном.

Королева так и стоит у окна, глядя задумчиво на широкий двор. Я прошел до середины зала, когда она замедленно и неспешно начала поворачивать голову в мою сторону. Я уже приблизился на расстояние двух шагов, а взгляд ее холодных рыбьих глаз наконец–то уперся в меня, не позволяя подходить ближе.

Я поклонился.

   — Ваше величество?

   — Уже уезжаешь, — сказала она с неодобрением. — Жизнь в столице тяготит?

Я поморщился.

   — Ваше величество, я сибарит и гедонец. Или гедонизист, не помню. Есть такие нации. И мое призвание — лежать на диване, пить вино и смотреть на танцы голых женщин. Но вы мне подсунули земли и крепостных, что подвергаются набегам! Я бы плюнул на все и вернулся, если бы кто–то там мог их защитить. Но — некому. Потому сперва всех побью, потом вернусь отдыхать и нежиться. Врагов побью, не крестьян! А мне пусть приготовят диван поширше и помягче.

Она посмотрела с некоторым непонятным выражением в глазах.

   — Эти земли ты сам выбрал… Тебя даже отговаривали.

   — Все равно виновата королева, — отрезал я. — Значит, плохо отговаривали! Провоцируя на сопротивление.

   — Вот как?

   — Точно, — заверил я. — И вообще, ваше величество, для вас новость, что всегда во всем виновата власть?..

Она поморщилась.

   — Даже в засухе или слишком… долгих дождях. Знаю. Аты?

Я огрызнулся.

   — Что я?.. И я, как все люди. Все виноваты, только не я. А как жить иначе в душевном комфорте?.. Кстати, ваше величество, я получил благодарность за помощь вам от вашего поклонника.

Она насторожилась, что–то учуяла в моем не таком уж и ехидном голосе.

   — От кого?

   — От принца Роммельса, — ответил я с удовольствием. — Как его называют широкие народные массы, пока что далекие от демократии. Он почему–то рад, что вы удержали пошатнувшуюся… или не пошатнувшуюся, но все–таки власть.

Она смерила меня таким лютым взглядом, что я задержал дыхание, но она лишь процедила:

   — Он никакой не принц, а просто разбойник.

   — Спасибо, — сказал я с чувством, — что не вдарили. Но, может быть, в чем–то прислушаться к оппозиции?.. Ваш режим можно назвать умеренно тираническим с заметными элементами демократии, а Дейнджерфилд установил бы военную диктатуру. Как одни военные хотели установить в нашем королевстве в декабре, но по

лучилось только в более южных странах, где их ласково называли хунтой… В общем, этот принц, что не принц, вдруг в чем–то прав, выражая потаенные и низменные чаяния народа?.. Если дать всем свободу… мир станет лучше?

Мне показалось, ее мраморно–чистое и аристократически бледное лицо начало наливаться красной гнева.

   — Глерд, — произнесла она с придыханием, — я усомнилась в вашей разумности.

   — А в искренности? — спросил я живо.

   — Искренним вы не бываете даже с собой, — отрезала она. — Вы не видите разве, что простой народ вовсе не желает того, о чем вы говорите, сами не понимая своих слов! Они счастливы пахать землю, продавать зерно и ни о чем не думать больше!.. Маги счастливы заниматься тем, чем занимаются!.. Воины не хотят ни пахать, ни заниматься магией, но с удовольствием скачут вдоль границ и оберегают мирных крестьян от разбойников!.. Каждый на своем месте!.. Вы хотите сделать всех несчастными?

   — Ваше величество, — ответил я смиренно, — понимаю, эволюция лучше, чем революция. Но это так долго…

   — Королевство, — напомнила она, — не деревня. Здесь ничего нельзя делать быстро.

В дальней двери появился глерд Иршир, некоторое время торчал столбом, затем начал подавать королеве какие–то знаки. Она бросила в его сторону недовольный взгляд.

   — Ладно, идите, глерд Юджин. Но вы знаете, куда можно вернуться в любой момент.

   — А это куда?

Она поморщилась.

   — Те покои закреплены за вами. Когда бы вы ни изволили явиться.

   — Ого, — сказал я. — Не ожидал. Спасибо!

   — Вы много чего от меня не ожидали, — ответила она с надменностью. — Но я от тебя ожидаю. Иди–иди!

Я поклонился, отметив, что она снова перешла на «ты», и, сдерживая усмешку, пошел к двери.

Герцог поспешно отодвинулся, слишком нарядный, а я прошел по коридору и побежал вниз, пренебрегая солидностью глерда.

На втором этаже наверх поднимается Форнсайн, он сразу вперил в меня злой взгляд, меня да не заметить среди чинных и величавых, я думал, что разминемся на достаточной скорости, однако он остановился и отвесил настолько смиренный поклон, что больше похож на издевательство.