Патроны чародея

Он вдруг насторожился, резко повернулся в седле.

   — Видишь вон ту гору?..

   — Ну?

   — У нас, — проговорил он страшным шепотом, — в такой же нашли, ну, просто сумасшедшие запасы золота. Да не песка, а самородков!.. С орех. Говорят, один отыскал даже с конскую голову. А с той стороны был потайной грот… ну, не потайной, просто кустов наросло, вход закрыло… Один дурак просто свалился с горы и таким образом обнаружил…

   — И что в том гроте?

Он сделал страшные глаза и ответил свистящим на мюлю вокруг шепотом:

   — Драгоценные камни!

   — Уродились в той горе?

Он покачал головой.

   — Я тоже так сперва подумал, потом решил, что так не бывает. Боги не кладут в одну корзину все яйца. Наверное, какой–то король, убегая из дворца, спрятал там всю казну, а сам пустился уводить погоню.

   — И не увел, — сказал я. — Иначе бы вернулся. Не пойму, что тебя заставляет странствовать? Жажда наживы или поиски приключений?..

   — Я же рассказывал про дуэль!

   — Помню–помню, — заверил я, — но ты же мог где- то осесть? У тебя хватало средств для небедной жизни.

Он громко фыркнул.

   — Чего? Мне всегда не хватает!.. Но ты прав, у меня просто здоровая и понятная жажда находить богатства. Чем больше, тем лучше.

   — Только из–за богатств?

   — Только! — ответил он решительно и твердо, но, подумав целый миг, уточнил: — Но без приключений жизнь пресная. Потому самые лучшие богатства, которые не сваливаются на голову, а которые выдираю из рук сильного и опасного врага! Можно просто у противника.

   — Тогда понятнее, — сказал я. — Какая чистая и благородная душа.

Он ответил обидчиво:

   — Я могу тебя обозвать еще хуже!

   — Ладно–ладно, — сказал я, — мы все мимикрируем под наглых и подлых, чтобы нас боялись и уважали. А назвать человека благородным и честным — это оскорбить и как бы намекнуть, что дурак из дураков…

Он изумился:

   — Ты о чем?

Я принужденно рассмеялся.

   — Да это я так, шучу. Представил себе, что такой мир существует.

Он сказал обиженно:

   — Ну и заскоки у тебя…

В Уламрии все–таки лес светлее, чем в королевстве Нижних Долин. Березняк за березняком, а по ту сторону реки строгий сосновый или из темных лиственниц с неимоверно толстыми и крепкими, словно из камня, стволами.

Кони с удовольствием пробежали по мелководью, пересекая одну за другой две мелкие речушки. Дальше пошли по распадкам, обогнули цепь крупных и достаточно молодых холмов.

Фицрой обернулся, крикнул:

   — Ночлег!.. Самое удобное место!.. Да и пора.

Кровавый закат перемежается ослепительно–белыми полосами второго солнца, что двигается по ту сторону облаков и скроется за горизонтом раньше, чем померкнут краски алого и багрового.

Фицрой коням спутал ноги и пустил щипать траву в лесу, а для нас выбрал укрытие под неприятно нависающей скалой.

Я посмотрел на грозный козырек в несколько сотен тонн, поежился, но Фицрой хмыкнул.

   — Чего?.. Тысячи лет не рухнуло, а сегодня ночью возьмет и обвалится?..

Я сказал с неохотой:

   — Верхним умом понимаю, но нижним боюсь.

   — Есть и плюсы, — сказал он.

   — Какие?

   — Если выскочит третья луна, мы в укрытии.

   — А ты предусмотрительный, — сказал я с удивлением. — А кажешься совсем безголовым.

   — Безголовые долго не живут, — сообщил он и уточнил: — Зато гибнут красиво. И песни слагают о них на разных наречиях…

   — Не завидуй, — сказал я. — У нас все впереди.

Он расхохотался.

   — Да, еще столько побед. И не только над женщинами.

Он разложил на чистой скатерке сыр, мясо и хлеб, вытащил кувшин с вином. Я достал нож, но подумал и отдал Фицрою, пусть сам режет. Я настолько привык к аккуратно упакованным ломтикам, что даже не представляю, что человек тоже может вот так или почти вот так ровно нарезать мясо, сыр, хлеб…

Зато наполнить чаши с вином, наверное, сумею. Вот только чаш Фицрой почему–то не захватил. Даже не знаю, как обойдемся. Наверное, так и привезем полный кувшин обратно.

Он как понял мои трудности, поторопил:

   — Первый глоток за мстящим глердом, второй — за соратниками. Меня можно считать за двух или трех соратников. Давай быстрее, у меня зубы капризные, без вина мясо жевать отказываются. Да что там мясо, даже хлеб не берут…

На головой сонно вскрикнула ночная птица, эти укладываются спать еще с началом сумерек, процокала коготками шустрая белка, сбросив нам на головы пару прозрачных чешуек, словно на вершине дерева расселась стая осетров и чешутся о ствол спинами…

Я улегся под деревом, в полузабытьи наблюдая, как вышли на охоту ночные муравьи, более крупные и защищенные от ночного холода волосками, почти шерстью. Собирают заснувших в оцепенении на цветках мух, жуков и шмелей, с торжеством волокут в норы.

   — Молодцы, — пробормотал я, — только меня не тащите… Не пролезу в нору, зря упреете…

Глава 6

Утром на рассвете перешли третью реку. Вода в это время года коням по брюхо, это весной и осенью несет подмытые деревья и волочит громадные камни. На том берегу такой же мирный лес и чирикающие птички, хотя за границей все должно бы быть иначе.

Фицрой однако посерьезнел, посмотрел по сторонам, лицо стало строже и решительнее.

   — Страна врага? — спросил я.

   — Пока только противника, — ответил он.

   — Сразу полегчало, — сказал я.