Патруль джиннов на Фиолетовой ветке

Он уставился на нее, словно она сумасшедшая, что, учитывая все обстоятельства, было вполне возможно. Машины двигались по шоссе в потоках света. Ее мать, должно быть, вернулась домой и уже вне себя от беспокойства. Руну слышала голос Джая, предлагающий всякие тупые идеи, как ее найти, подсмотренные в «Полицейском патруле». И родители, вероятно, послушают его. Джай не Руну. Джай не девчонка. Она перевернула ладони вверх и посмотрела на мозоли на пальцах – следы каждого ведра воды, которое она притащила, каждого баклажана, который нарезала, каждой рубашки, которую постирала. На ее руках остались черные полоски там, где пламя обжигало ее, когда она готовила. Это были линии жизни, что врезались ей в ладони, что запечатали ее судьбу.

Продавец воды нерешительно приблизился к ней. Мимо по шоссе проехал автобус, водитель держал руку на сигнале, и гудок был похож на бесконечный крик.

– Ты потерялась? – спросил продавец. – Что ты здесь делаешь?

– А вам какое дело? – спросила она, но только про себя. Она отвернулась и отошла от него, вспомнив, что именно поэтому начала бегать, и бегать быстро; она не хотела, чтобы люди спрашивали ее, почему она сморкается, почему ест гол гаппу или почему наблюдает, как дождь падает с неба. Ни одна часть ее жизни не принадлежала ей полностью, ни единого уголка в мире. Беговая дорожка была единственным местом, где она чувствовала себя в одиночестве, даже если за ней наблюдала сотня глаз; на дорожке была только она и звук ее обуви, ударяющейся о землю.

– Руну? – раздался голос, дрожащий от нерешительности. Правин выступил вперед, засунув руки в карманы. – Я слышал, что дети пропадают в этом самом месте, – сказал он. – Тебе нужно идти домой.

Она осмотрелась и поняла по электрическому трансформатору, огражденному металлическим забором, что оказалась в Шайтани Адде из рассказа Джая. Что-то привело ее сюда: гнев, печаль или эмоция, для которой она не могла подобрать имя.

– Руну, чало, – сказал Правин.

– Попробуй «Клерасил», – мягко прервала она. – Может быть, он поможет.

– У тебя всего три, – ответил он, и ей понадобилась целая минута, чтобы понять, о чем он.

– Три – это намного больше, чем минус сто, как у тебя, – сказала она. Она была удивлена и благодарна, что ее мозг подыскал ответную реплику.

Он посмотрел так, словно вот-вот расплачется, а затем ушел.

Шайтани Адда теперь была пуста. Пульс в висках Руну застучал быстрее. Даже если джиннов не существует, исчезновения происходили на самом деле. Она не хотела стать очередной цифрой, тотемом для «Хинду Самадж». У нее были мечты (все еще были). Через год или два она найдет способ сбежать, но сейчас ей придется примириться со спертым воздухом их однокомнатного дома.

Из темноты до нее донесся мужской голос:

– Что ты здесь делаешь?

– Ты знаешь, что говорят о девушках, которые ходят по улицам в такой час? – спросил женский.

Ни одно место в этой басти не может оставаться тихим надолго (ей стоило это знать).

Папа говорит, мы пойдем в Патруль,

как только смог впустит в басти немного утреннего света.

– Нужно было устроить дозор в твоей Шайтани Адде, – говорит он мне. – Когда дети начали пропадать. Было так глупо с нашей стороны даже этого не сделать.

Я молчу. Еще не прошло сорока восьми часов с тех пор, как пятнистый мальчик видел Руну-Диди; это случится сегодня вечером. У нас есть целый день, чтобы найти Диди.

Когда патруль собирается, наша группа состоит всего лишь из Папы, Ма, аббу Кабира-Хадифы, Шанти-Чачи и меня, но скоро присоединятся и другие: мужчины, которым не нужно работать днем, дедушки и бабушки и несколько женщин с младенцами, уютно завернутыми в шали и дупатты у них на руках. Никто не называет аббу Кабира-Хадифы террористом; кажется, мы, индусы, больше не ненавидим мусульман.

Папа стучит в каждую дверь, отодвигает каждую занавеску, спрашивает:«Где моя дочь? Вы не видели ее? Посмотрите на это фото, посмотрите внимательно, посмотрите поближе». Если Ма знает женщину в доме, она говорит: «Ты видела Руну у колонки, помнишь?»

К нам присоединяются родители всех остальных пропавших детей, кроме мамы Омвира, амми Кабира-Хадифы и мамы и папы Чандни. Даже Пьяница Лалу здесь. Наверное, в нашем патруле сейчас пятьдесят человек или даже все семьдесят.

Мы продолжаем стучаться в двери. Женщина, которую Ма знает по колонке, говорит ей: «Тебе так не повезло. Какой ужас». Она с благодарностью смотрит на своего ребенка, который лежит в безопасности у нее на руках.

Другая женщина говорит, что Ма должна была быть построже с Диди. «Вся эта ее беготня, я тебе говорила, это добром не кончится. Дочерям нельзя позволять выходить на улицу в одиночку».

Лицо Ма искажается от боли, как будто ее кто-то ударил.

Весть о нашем патруле распространяется по всей басти и Призрачному Базару. Появляется Четвертак со своей бандой. Его глаза мечутся, а ноги и руки трясутся, как будто он нервничает. Может быть, он беспокоится о Руну-Диди. Может быть, он знает что-то, чего не может рассказать нам.