Пациент

Большая и волосатая. У нее мушиные глаза и две здоровенные, жутко сильные паучьи лапы с реально длинными пальцами. А тело, как у червя.

– Такое уж точно доведет любого энтомофоба до ручки, как думаете? – спросил я.

– Опять-таки ничего удивительного, если энтомофобия и стала результатом того, что в действительности являлось основным источником его страданий, – с усмешкой произнес доктор А.

– Верно, – я кивнул. – Но есть и кое-что еще. Можете промотать до того куска, где вы говорите ему, что дело просто в его собственном воображении?

Вздохнув, доктор А. опять нажал на кнопку.

А: Так вот, писаться в постель и воображать себе чудовищ – это примерно одно и то же. Это просто часть тебя, которой ты сам позволил выйти из-под контроля.

Д: Ха, смешно: чудовище – это мое пи-пи!

А: Не совсем. Но и то и другое ты можешь контролировать, поскольку они – это часть тебя самого, Джо. А теперь: по-прежнему ли это чудовище кажется тебе таким уж страшным?

Д: Нет! Я просто пугаю сам себя. И я собираюсь сказать ему, что оно больше не пугает меня, когда в следующий раз его увижу!

Пленка остановилась. Вид у доктора А. был все более и более раздраженный, а у доктора Г. – по-прежнему недоумевающий.

– Что-то не похож он тут на жертву изнасилования, которой только что объяснили, что это она сама во всем виновата, а? В этих его словах явственно звучит облегчение. Даже радость. Совсем не то, что вы ожидаете услышать от того, кто прошел через диссоциативный эпизод. И если Джо настолько внушаем, как вы уверяете, почему же тогда он не стал действовать, как то самое чудовище с самого начала? Почему сохранил свое прежнее «я»?

– Его разум еще полностью этого не осознал, – пробурчал доктор А., почти не глядя на меня.

– Или же, – упрямо продолжал я, – никакого эпизода диссоциации вовсе и не было. Вообще-то говоря, а что если и изнасилований никаких не было или даже ночных кошмаров? А вдруг Джо действительно терзало нечто, знающее, как сыграть на его энтомофобии, а после столь же искусно сумевшее сыграть и на страхах всех остальных? А вдруг – когда он высказал вслух, что это часть его самого, – это «нечто» действительно стало его второй натурой, которую вы считаете результатом перенесенного насилия? Что, если он притащил эту тварь с собой сюда, когда его госпитализировали во второй раз?

– Ну да, а голова у него вращается вокруг своей оси, и он плюется гороховым супом[37], – ядовито произнес доктор А., явно начиная всерьез заводиться. – Хорош уже изъясняться, как какой-нибудь фанат ужастиков, сынок, и возьми себя в руки! Ты ведь все-таки ученый, господи спаси!

– Просто выслушайте меня, – твердо сказал я. – Я в жизни бы не поверил ни во что подобное до сегодняшнего вечера, но штука в том, что…

Тут я поймал себя на том, что испытываю трудности с дыханием.

– Послушайте, я прекрасно понимаю, что вы хотите списать все эти знания, которыми он располагает, на некие случайные совпадения или же считаете, что люди просто забыли, о чем ему рассказывали, – но я-то знаю, что в моем случае это совсем не так. Когда Хэнк оттаскивал меня от его палаты, Джо начал смеяться в точности таким же голосом, какой я до сих пор слышу в кошмарных снах. И гарантирую вам, что после того, как доктор Г. меня от этого предостерегла, я ничего не рассказывал ему ни о своих собственных проблемах, ни о каких-то своих страхах. Так откуда же тогда он мог знать, какой в точности тон и тембр надо использовать?

– Ты слышал только то, что хотел слышать! – рявкнул доктор А. – Ты и ожидал услышать голос чудовища! Твой мозг отреагировал тем, что сделал вид, будто слышит то, что надо.

– Но в том-то все и дело – ничего подобного я как раз никак не ожидал! Не забывайте: я думал, что он совершенно нормальный, безвинно страдающий пациент, когда Хэнк потащил меня прочь, но я все равно слышал тот голос! В тот самый момент, когда я меньше всего ожидал чего-то сверхъестественного, это все равно произошло. А что, если и все остальные, включая и доктора Г., говорят правду? Что они и впрямь ничего ему не рассказывали, а он все равно знал, чем их лучше всего напугать?