Пацифист. Берта

Ребята выходили из палаток заспанные, помятые, многие не бриты, в грязных «хэбэ» - тут не до внешнего вида. Респираторы не надевали. Потянулись за сигаретами.

- Дело такое, мужики, - начал издалека Капустин, и Миляев подумал, что, наверное, неправильно поступил старший лейтенант. Если уж решил посылать Хромова, то и сказал бы ему об этом лично. Но офицер действовал иначе. - Ученые просят помочь. Именно нас просят, потому что мы как-никак летчики. Надо опустить с вертолета прибор точно в реактор для замера температуры.

Солдаты молчали. Ждали, что еще скажет командир. Это только в кино вся шеренга сразу делает шаг вперед, в жизни - не сразу. Капустин стоял молча, опустив голову. Потом добавил:

- Меня не пустили. А надо, ребята, - поднял глаза и посмотрел прямо на Хромова. Не назвал его фамилию, только посмотрел, но увидел, как у того отразился в глазах ужас, как он зыркнул по сторонам, будто искал защиту.

- Я пойду, - вдруг сказал Алик Свинцицкий и как-то виновато всех оглядел, будто просил извинить, если кому дорогу перешел и первым назвался.

Но вдруг неожиданно выступил вперед «молодой» Зотов:

- Товарищ старший лейтенант, пошлите меня. Я ведь крепче.

Но Алик неожиданно сказал то, что от него никто никогда не ожидал услышать:

- Молчи, салага! Знай свое место! - и подошел к командиру.

- Ладно, - сказал Капустин. - Скоро приедут ученые. Отдыхай пока.

Зотов обиженно махнул рукой:

- Так всегда. Как бычков пасти, так посылаете, а на дело - так нет. Салага…

Из леса на поляну выкатил бронетранспортер, остановился у вертолетов. Из него вышли гражданские в спецодежде и генерал. Тут же к прибывшим подошел полковник Рогов, отдав честь, доложил. Все вместе пошли краем карьера, потом полковник подозвал к себе Капустина, что-то сказал ему, и тот побежал к палаткам.

- Наверное, за мной, - сказал Алик. - Пора.

Прибывшие были членами правительственной комиссии. Человек в роговых очках оказался академиком, с ним - два физика-ядерщика и генерал-майор химслужбы.

- Как зовут, солдат? - спросил академик,

- Рядовой Свинцицкий.

Ученый не обратил внимания на фамилию.

- Зовут как, спрашиваю?

- Ал… Александр.

- Ну вот, Саша. Дело предстоит тебе необычное. Предупреждаю сразу, опасное дело.

- Я понимаю, - сказал Алик.

- Это хорошо, что понимаешь. - Академик снял очки, потер пальцами уставшие глаза. Похоже, он не спал уже несколько суток, потому что глаза слезились, на запавших щеках светилась седая щетина. - Но дело, быть может, еще серьезнее, чем ты себе представляешь. Скажу больше. Несколько пожарных скончались от острой лучевой болезни. Их не удалось спасти. Я говорю тебе это, Саша, чтобы ты осознал всю реальную опасность. Мне так будет легче. Ты меня понимаешь?

- Понимаю, товарищ академик.

- Что ж, спасибо тебе. - Академик отвернулся, будто именно он был виноват в случившемся.

19

Наконец-то решение о полной эвакуации населения было принято, но радовался ему в Петривцах, наверное, один лишь майор Винокуров. Теперь активную деятельность проявляло местное начальство. Как же, получили прямое указание, а уж выполнять горазды, соревнуясь и принимая повышенные обязательства. Местная власть - проводник политики. Сталинскую - проводили, хрущевскую проводили, брежневскую? А как же! Кукуруза, мелиорация, «экономика должна быть экономной» - все было! Прикажут дать землю крестьянам - пожалуйста, люди добрые. Прикажут отобрать назад, раскулачить - перевыполним план, в

Сибирь сволочей этаких! Что с болотами-то делать? Осушить? Есть. Вот как привыкли работать.

Чубарь паковал документацию колхоза, а бумаг набирался целый вагон! Переживал, технику приказано было оставить. Да что там техника? Поля засеяны и засажены, их-то с собой никак не заберешь. Кириленко ходил по домам, просил брать с собой самое необходимое, убеждал, что выезжают ненадолго, скоро вернутся. Заверял от имени власти.

Пока не прибыли желтые «Икарусы», люди вели себя спокойно, будто не верили: занимались хозяйством, кто забор чинил, кто крышу железную красил, женщины скликали кур, кормили поросят. До семи часов вечера еще было так много времени - не сидеть же без дела. Да и потом, что ж скотина голодной будет? Кто его знает, сколько они там пробудут в этой эвакуации. Может, три дня, а что, если целую неделю?!

В семь часов автобусы поехали по Петривцам. По два, три, а то и четыре на улицу, останавливались перед каждым домом. Пока все шло хорошо. Никто не скандалил, заходили в автобус люди, здоровались, й все с корзинами, с котомками, будто на ярмарку собрались.

Но вот подъехал автобус к, подворью Трофима Цибы. У ворот никого не было. Сопровождавший автобус милиционер зашел во двор, постучался в дверь дома. Никто не ответил. Зашел внутрь и увидел сидевшего за столом деда Трофима, а вокруг него женщин.

- В чем дело, граждане? Вы что, не знаете, что в девятнадцать часов…

Он не договорил. На него так посмотрел дед, что милиционер осекся.

- Нэ пиду! Никуды нэ пиду!

Оксана была заплакана. Своего горя хватает, уезжать приходится, так и не повидавшись с мужем, а тут еще дед нервы выматывает.