Паучий престол I (СИ)

Наруто пользовался успехом и популярностью у девушек – ожидаемо, пусть и неприятно ввиду того, что некоторые «дамы» едва ли не висли на красавце-блондине, окружая его все теми же стайками по три-пять человек. С парнями же Намикадзе общался сдержано, но при этом не проявлял к ним ни грамма того дружелюбия, которым одаривал его самого вот уже несколько часов к ряду. Был даже один момент, который до жаркой краски смутил Саске, а именно тот, когда Наруто, разговаривая с одноклассником, обернулся и, поймав на себе его взгляд, подмигнул ему, после чего… Может, ему показалось, но, похоже, именно после этого случая на него стали смотреть ещё более пристально, скрупулезно, завидно и ненавистно, словно он у этой толпы отобрал любимую вкусняшку и эгоистично её слопал.

Саске, конечно же, был бы не против собственнически обладать Намикадзе, точнее, наоборот, хотя это уже не столь важно, но Учиха был реалистом, понимал, пусть клубочек страха и ворошился в его душе, что на лбу слово «гей» у него не написано, но неприятный мороз, то и дело, лез за шиворот, а взгляды девушек обжигали до пылающих ушей, а так… А так, между собой, Намикадзе, Инудзука и Собаку общались открыто и непринужденно, будто и не были такими разными, непохожими и диаметрально противоположными по характеру. И именно поэтому, наверное, Саске и не торопился вливаться в их слаженную компанию, чувствуя себя… нет, не пятым колесом к возу, ведь у воза четыре колеса, но почему-то он все равно ощущал себя именно пятым, лишним, чуждым, словно навязанный балласт, пусть и пытался бороться с этим, неуместно нахлынувшим чувством, понимая, что это всего лишь последствия давления массового сознания на психику индивида, что, однако, не добавляло ни спокойствия, ни уверенности.

Так вот, возвращаясь к тому, что все было не так уж и плохо, Саске и решил забрать свои слова обратно, сидя на задней парте среднего ряда, безучастно глазея в окно и совершенно не слушая пылкую речь учителя, который пытался вложить в головы учеников максиму знаний по своему предмету, к слову, литературе. Было до невозможности скучно, увлеченное вещание учителя только раздражало своей разжеванностью, в классе стояла спертая духота, и Саске, учитывая то, что спал он этой ночью плохо, приходилось постоянно одергивать себя, дабы не попасть в плен этой монотонной дремы. Наверняка, со стороны это выглядело смешно, даже, возможно, этот приглушенный шепот, который бродил по классу и на который так сетовал учитель, касался именно его, но Саске было плевать, по крайней мере, именно в этот момент.

Не то чтобы Учиха был зазнайкой или же решил объявить бунт, отказываясь прилежно учиться, просто все это они уже проходили в «Harvard School», причем ещё в прошлом году, поэтому-то ему и не составило особого труда ответить на элементарные вопросы преподавателя и заработать свои первые баллы в новой школе, чем, похоже, он привлек к своей персоне не только ещё больше внимания, но и скользкого интереса. По сути, он мог использовать эти сорок минут для того, чтобы более скрупулезно рассмотреть новых одноклассников, по их поведению сложив первоначальное мнение о каждом, но Учихе было банально лень заниматься анализом в то время, когда слипались глаза, а желудок неприятно посасывало из-за ощущения подступающего голода.

Внимание Саске, когда он уже минуты считал до окончания урока, привлек новый виток постороннего шума, после чего на его парту упала скомканная записка. Подросток приподнял брови, присматриваясь к этому комку бумаги в клетку, наверняка вырванного из тетради, а после пристальным взглядом обвел класс, пытаясь понять, кто мог опуститься до столь примитивного способа передачи послания.

Конечно же, это был Киба, почему-то Саске даже не сомневался в том, что именно шатену принадлежала подобная выходка, да и улыбался парень слишком уж… нетерпеливо, ведь Саске был прилежно воспитан и не мог сказать – дебильно, хотя это и не отметало тот факт, что Инудзука скалился во все свои передние и коренные, явно что-то предвкушая. Пожалуй, в любой другой ситуации Саске проигнорировал бы записку, фыркнув и с царственным выражением лица смахнув столь недостойный его внимания комок со своего стола, но делать, по сути, было нечего, так что он, осторожно, двумя пальцами, потянув за край жмаканого шарика, раскрыл записку, присматриваясь к корявому, размашистому почерку.