Паук из Башни

Приехав домой под утро, я приказал слугам помочь Инчу расположиться у меня. Свернувшуюся калачиком Аноис я обнаружил в своей библиотеке. Она заснула, читая увесистый фолиант в красной обложке. «Военные парусники и галеры эпохи Третьей династии Акшарианского царства». Неужели она не могла найти ничего менее скучного? Когда появилась Мелинда, сообщившая, что тан л’Файенфас устроился, я попросил ее принести Аноис одеяло и подложить подушку. Следующий день обещал стать очень напряженным.

Газетчики буквально штурмом берут мой дом. Нет, конечно, они не смеют подходить и стучать в дверь, это было бы слишком даже для наиболее склонных к суициду. Но зато они обступили всю пешеходную часть и, видимо, ждут, что я сделаю какое-то заявление. Зря. Оказалось, что новый стимер уже стоит напротив, мерзкая огромная новенькая механическая повозка, сверкающая черной краской и с гербом Ночной Стражи на двери — полумесяц, чьи рожки направлены вверх, и между ними протянуты прутья тюремной решетки.

— Сгною любого, кто посмеет задать мне хоть один вопрос! — объявил я, выйдя на порог. — Себастина!

Моя горничная проследовала за мной, мы сели в салон, и я приказал новому шоферу править в Эддингтон.

— Слышал, что случилось с прежним крутителем руля, который возил меня вчера? — спросил я его.

— Видел, мой тан, — ответил он. — Нас с Уолтером готовили в одной службе.

— Правда? В какой же?

— Дворцовая прислуга, мой тан.

Дворцовая прислуга. Звучит гораздо более безобидно, чем есть на самом деле. Взять хотя бы Варзова, он ведь тоже всего лишь старший уборщик. Профессиональные телохранители и убийцы на службе короны, набираемые из столичных сиротских приютов, воспитываемые в условиях стальной дисциплины, вот она — дворцовая прислуга.

— Твой предшественник спас мне жизнь. Отвлек внимание на себя и погиб. Это дало мне и моей горничной время предпринять меры, необходимые для выживания. Теперь, когда всем однозначно ясно, что нахождение вблизи моей персоны может окончиться смертью, ты готов повторить путь своего предшественника?

— Да, мой тан. Мне приказано защищать вас любой ценой.

Ни намека на сомнение, холодная уверенность в собственной правоте. Бойтесь людей, страха не ведающих, ибо они способны отнимать жизнь.

Стимер въехал на огромную территорию кампуса Алхимического университета Калькштейна. Смешно, но мне пришлось предъявить инсигнию на въезде, чтобы охранники пропустили внутрь. Университет Калькштейна и Корпус Государственных Магов имеют статус независимых государств внутри нашей столицы. Конечно, армии у них нет и объявлять войну они не могут, это из области бреда, но границы этих псевдостран на замке, внутри ходит своя валюта, действуют свои маленькие уютные законы.

Мы вышли у парадного входа в центральное здание — величественный дворец алхимической науки, возвышающийся над Эстрой. По высоте это здание не может соперничать с Башней, но в нем столько помещений, что и за целую жизнь не обойти, без малого двадцать научно-исследовательских институтов, двести тридцать кафедр, тридцать два факультета. А еще тысячи дипломированных преподавателей, имеющих различные научные степени, и десятки тысяч учащихся. И все это существует лишь с той целью, чтобы развивать и продвигать имперскую алхимическую науку, самую передовую в мире.

Я направился в приемную к ректору, минуя многочисленные этажи по широким мраморным лестницам. Отовсюду за нами следили внимательные взгляды студентов и даже учителей. Возмущенные взгляды, заинтересованные. Университет Калькштейна является патриархальным заведением, существующим по законам и обычаям, которые были приняты более пятисот лет назад и остались неизменны с тех времен. Один из этих законов ясно гласит: «Никаких женщин!» КГМ, напротив, принимает и дам, и господ, ибо магия не различает полов.

Секретарь господина ректора уважаемый господин Жорже даже не попытался меня остановить. Первые несколько раз он терпел сокрушительную неудачу в своих попытках, а потом опустил руки. Однако в этот раз я остановился в приемной сам, увидев на диване для ожидающих развалившегося с видом избалованного кота тэнкриса, желтоволосого и желтоглазого, донельзя довольного собой и сытого от жизни за чужой счет.

— Тан л’Мориа! Какая радость! Рад видеть вас!

— Тан л’Ча… удивлен встречей. Что вы здесь делаете?

— Жду, пока мэтр Мозенхайм освободится. Этот замшелый пенек постоянно чем-то занят, а я по доброте душевной предпочитаю не скандалить.

— Хм. Если позволите, какое дело у вас к господину ректору?

— Сугубо деловое, — по-лисьи улыбнулся л’Ча. — Присядете рядом и тоже подождете?

— Увы, должен спешить. Придется мне обойти вас в очереди.

— Да что вы! Бросьте! Очереди это так вульгарно! — хохотнул он.

— Вперед, Себастина.