– Неужели Ромка вкалывает в мастерской?
Дружинин рассмеялся:
– Ну что вы. Никто из семнадцати уголовных не ударяет пальцем о палец. Только политические. А сейчас мы получили очень выгодный заказ от фирмы Машистова на изготовление конфетных коробок. Срываем сроки, того и гляди договор расторгнут. Однако никто не может заставить воров клеить эти коробки. При появлении начальства они нехотя принимаются за работу. Стоит тому выйти – бросают и раскладывают карты. Шесть несчастных социал-демократов трудятся за всех…
– Господин Дружинин, почему же именно переплетная мастерская кажется вам самой удобной для передачи секретной почты? Чем плох Хаджи-Дука?
– Он туземец, и остальные «иваны» смотрят на него сверху вниз. Ромка же равный среди равных. И потом, Дука приписан к столярной мастерской. Как оттуда передать письмо на волю? Выдолбить тайник в ножке табурета? Долго. А тут коробки, три тысячи штук в день. У каждой есть второе дно. Сунул туда маляву – никто и не узнает. Невозможно проверить три тысячи готовых коробок!
Лыков расстроился:
– Если это так просто, есть риск, что нужное мне письмо уже давно отправили на волю.
– А когда оно по времени должно улететь?
– Со дня на день.
– Мы фабрикуем коробки для Машистова с субботы. До них клеили почтовые конверты.
– А что значит второе дно? – вдруг вспомнил Лыков. – Зачем оно в кондитерской коробке?
– Там на картонное донце кладется вощеная бумажка. А чтобы она не ерзала, ее приклеивают.
– Но, если бумажка прозрачная, можно увидеть, что под ней лежит письмо.
Дружинин разочаровал сыщика:
– Нет, не прозрачная. Чтобы убедиться, что там нет послания, нужно отрывать вощеную бумагу. Тогда, скорее всего, пострадает и сама коробка.
Сыщик продолжил расспросы:
– Кто принимает готовый товар?
– В тюремной конторе есть специальный счетовод. Внутрь коробок он, конечно, не заглядывает, только пересчитывает. Потом отгружает заказчику, оформляет накладные и прочее.
– А получатель?
Титулярный советник пожал плечами:
– Откуда мне знать? Скорее всего, пуляет их на кондитерские фабрики.
– Четыре дня по три тысячи коробок, получается двенадцать тысяч штук. Как «иваны» узнают, в которой из них спрятано письмо? Такую коробку должны как-то пометить.
– Наверняка, – согласился помощник смотрителя.
– Уже четыре дня! – Алексей Николаевич вскочил. – У меня к вам просьба. Я сейчас наведаюсь к заказчику и обшарю картонки…
– Такая прорва товара, как вы себе это представляете?
– Возьму у Кошко людей, всех засажу за поиски.
– И испортите готовые изделия? – ужаснулся тюремщик. – Я же говорю: вощенку просто так не оторвешь.
– Там видно будет. Возможно, сумеем разглядеть на просвет, имеется ли вложение между слоями. Тогда ваши коробки уцелеют. Если же нет – чтобы исполнить приказ министра внутренних дел, потребуется взломать ваши изделия. А вы, начиная с этого дня, попробуйте сами перехватить секретное письмо. Но так, чтобы «иванская» камера об этом не узнала.
Дружинин не обрадовался просьбе. Она больше напоминала поручение. Однако в кармане у сыщика лежала бумага за подписью Хрулева. Начальник ГТУ обязывал всех чинов ведомства оказывать статскому советнику Лыкову полное содействие. Деваться помощнику смотрителя было некуда. Питерец попытался ублажить его:
– Если перехватите, выхлопочу вам награду.
– Все вы обещаете… – вздохнул Дружинин и ушел. А сыщик отправился в восьмой коридор каторжного отделения, потолковать со старшим надзирателем Комиссаровым.
Старший сидел у себя в комнатке и что-то писал. Увидев гостя, вскочил и вытянулся во фрунт:
– Здравия желаю, ваше высокородие! Рад видеть вас в прежнем чине!
– Слышал уже?
– Так точно. Переживал за вас…
– Спасибо, Аким Петрович. Да, я вернулся на службу. Полгода выброшено из жизни, несколько раз меня чуть не зарезали в Литовском замке… Однако обошлось. Мне нужен твой совет.
Комиссаров прикрыл дверь и вытянулся еще сильнее:
– Слушаюсь.
Лыков знал цену этому человеку. Высокий, сильный, совершенно безжалостный, он был грозой кобылки[34]
. Мог круто обойтись и с «иваном», но старался без необходимости не дразнить фартовую верхушку. Кличка у него была – Столыпин. Вместе с помощником Храповым Комиссаров держал в кулаке все каторжное отделение. Он отправил в больницу многих протестантов[35], а кое-кого и на кладбище. И сейчас именно этот человек мог помочь сыщику.– Со дня на день обитатели восемьдесят первой камеры должны переправить на волю секретную депешу. Как мне ее перехватить? И так, чтобы это осталось в тайне.
Старший надзиратель наморщил лоб:
– Там народ серьезный, почти все вечники.
– Были бы карманники, я бы сам справился.