Павел I

Образ Белой Лилии вытеснил из сердца и воображения принца Евгения и Психею, и гродненскую хозяйку, и примадонну театра города Оппельна. Но в корпусе его ожидало неприятное объяснение с генералом Дибичем на другой день.

День был воскресный и принцу надлежало явиться на высочайший выход. Он собирался обновить прическу головы своей, и костюмеры ожидали его в уборной, когда в спальню вошел Дибич. Маленький щелкун весь был красен от гнева.

— Прекрасно, ваше высочество! — заскрипел старикашка. — Вот как вы платите за труды мои и о вас все попечения! Вы знаете, что я по обязанности моей имею сопровождать вас во дворец всегда и что таково повеление императора, и вы уезжаете без меня с ротмистром, не имеющим даже права приезда ко двору.

— Я тут ни при чем, барон, — отвечал принц. — Вас не было. А я и так опоздал к началу концерта.

— Вы опоздали к началу концерта? — в ужасе сказал Дибич. — И что же государь?

— Ничего. Был более любезен, чем когда-либо.

— А! Удивительно! Непостижимо! Но, мой добрейший господин, что же будет со мной? Государь подумает, что я пренебрегаю своими обязанностями, — и я погиб!

— Но я же вам оставил записку, — сказал принц. — Я велел передать ее вам сейчас же.

— Не может быть!

— Я сказал правду.

— Но я не получал записки.

— Между тем, я приказал передать ее немедленно с курьером.

— О, что же вы писали там?

— Я предлагал вам сейчас же ехать во дворец.

— Это непостижимо! Я записки не получал. И потому на концерте не был! И вышло так, будто я своей должностью пренебрег! И государь это, конечно, заметил! И я навсегда несчастным стал!

— Почему же вы полагаете, что вы столь заметная особа при дворе? — уязвил маленького человека принц. — Государь, верно, о вас и не вспомнил.

— Вы обычно блистаете остроумием, ваше высочество! — возразил Дибич. — Но если государь не заметил моего отсутствия, то это еще хуже.

— Что ж, дело поправимое. Мы сейчас едем на выход.

— Едем, ваше высочество! Но прежде я должен расследовать непостижимую историю с письмом вашим! Я должен узнать, чье тут коварство!

Дибич поспешно вышел и через минут двадцать вернулся еще более красный и взбешенный.

— Коварство объявилось! — кричал он. — Коварство объявилось совершенно!

— Ну, в чем дело? — улыбаясь, спросил принц.

Маленький человечек задыхался и только воздевал руки к потолку, как бы призывая громы небесные на виновника коварства, которое объявилось.

— Записку вашего высочества… — выговорил наконец Дибич.

— Ну, что такое? Говорите.

— Записку вашего высочества… — задыхался Дибич.

— Ну! ну!

— Записку вашего высочества ротмистр фон Требра запретил передавать и взял ее назад! — наконец проскрипел в последней степени возбуждения Дибич.

— Он не имел права этого делать, — согласился принц.

— Но он это сделал! Да! Ротмистр это сделал!

— Это дурно.

— Нет, ваше высочество, это есть преступление! Это — коварство и подлость! Это самый гнусный, недостойный звания офицера поступок! О-о-о-о!.

— Я тоже нахожу, что ротмистр не должен был так поступать.

— Но он так поступил! Он взял записку обратно, якобы по приказанию вашего высочества, и спрятал ее за обшлаг. Но на концерт не попал. И остался скот и дурак.

— Успокойтесь, барон. Может быть, ротмистр даст удовлетворительные объяснения.

— Объяснения! О-о-о-о!.. Я у него потребую, действительно, объяснения его подлости! Я потребую! О-о-о-о! Где он? Вот он! Это он! Я слышу его голос!

И Дибич устремился в соседнюю комнату, где слышался голос ротмистра. Едва принц приступил к своему туалету, как услышал рев словопрения между двумя ревнивыми педагогами.

Все громче и громче раздавался крик, и только что принц кончил свой наряд, чтобы ехать ко двору, как вбежал слуга и, задыхаясь, закричал:

— Ваше высочество! Они схватились за волосы!

— Боже мой! — воскликнул принц. — В таком случае фон Требра погиб. Хотя он и обладает большою силою, но есть за что ухватиться, тогда как Дибич на дню столько раз теряет парик, что ему и теперь ничего не стоит оставить его в руках противника. А схватить на собственном его черепе решительно не за что!

Однако битва эта весьма заинтересовала принца и он поспешил к двери, за которой слышались дикие крики, визг, стук и гром падающих предметов, пыхтение, сопение и звуки ударов по мягкому.

Вместе со своим костюмером и двумя лакеями принц не без злорадства наблюдал в замочную скважину битву педагогов.

Восхищенным глазам его представлялась такая картина.

Генерал Дибич, лишенный парика, лежал под столом, но и разорванное платье неприятеля его свидетельствовало об ущербе, понесенном в кулачном бою.

Ротмистр фон Требра, подобно ощеренной кошке, озирался кругом и швырял в противника всем, что только мог отделить от своей особы. Предметы эти генерал Дибич с такой же энергией возвращал обратно, так что шпага, табакерка, платок, парик перелетали от одного к другому, и вся комната наполнилась пудрой.

Мало-помалу мальчишеское злорадство и любопытство сменилось у принца прирожденными чувствами долга, субординации и порядочности.

— И эти люди должны служить тебе примером! — подумал он с горестным негодованием.