Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена)

Ami fidèle et sincère*Друг верный и искренний (франц.).* Андрей Разумовский ни на день не оставлял молодых – с их обоюдного согласия: он был приятен обоим. Встречи жениха и невесты проходили в Гатчине, и, естественно, здесь же находился хозяин замка, Григорий Орлов, которого Екатерина все более отдаляла от себя. Он также стал обхаживать принцесс из Дармштадта! Он – какая наглость! – признался в любви младшей, Луизе, собирался просить ее руки! Луиза была не против – все лучше, чем возвращение в Гессен... Но тогда свояком Павла становился если и не соучастник убийства его отца (Павел до собственного воцарения не был уверен в смерти Петра III), то уж, несомненно, один из главных пособников матери в узурпации ею трона! Для царевича это было недопустимым. Скорее он отказался бы от Вильгельмины! Но этого допустить не мог уже Фридрих II; получив от своего посла сообщение о предприимчивости Луизы, он со сдержанным бешенством потребовал от ландграфини, чтобы она привела в чувство свою младшенькую...

Оформляя апартаменты новобрачных, Екатерина словно бы собиралась вознаградить себя за холодную, жесткую юность, когда о ней, об ее уюте, ее желаниях не думал никто. Она странно чувствовала себя в эти дни, словно оказавшись по ту сторону волшебного зеркала: там, где была прежде она, там ныне – новобрачная, а она сама оказалась на месте тогдашней императрицы Елисаветы... Никому б она не пожелала того, давнишнего, но все еще не забытого ледяного одиночества... И она хотела сделать все, что возможно, чтобы оказавшаяся теперь в ее положении новобрачная не испытывала неудобств. Комнаты в Зимнем дворце, отведенные молодым, были отделаны по собственным эскизам Екатерины. Парча, бархат, белый дамаск, голубое стекло, персидские ковры... В оформлении покоев молодых превалировали два цвета: голубой и золото...

Екатерина написала своей невестке некий memorandum104*Памятная записка.*: она просила ту избегать не только сомнительной дружбы с иностранными послами, но и не брать у них в долг... Эти заповеди производят сегодня неотразимое впечатление: Екатерина словно бы перечисляет все свои «ошибки молодости», советуя их избегать... Впрочем, записка эта, как и следовало предполагать, оказалась бесполезной: окруженная дипломатами, наперебой предлагающими деньги под будущее место у кормила власти, Вильгельмина, разумеется, деньги эти брала, и за те неполные три года, что ей оставалось прожить на свете, оказалась должна им ни много ни мало – три миллиона рублей (бюджет всего российского флота того времени). Екатерина будет вынуждена взять эти долги на себя...

29 сентября 1773 года в Санкт-Петербурге гремели пушки, звонили все колокола. После обряда венчания в кафедральном соборе императрица дала в тронном зале для гостей роскошный банкет. Приглашенных было не так уж много. Бал открывала Вильгельмина-Наталья со своим мужем. Ее свадебное платье было таким тяжелым от золотого шитья, драгоценных камней и бриллиантов, что несчастная царевна смогла станцевать в нем лишь несколько менуэтов.

Екатерина завалила новых родственников из Гессен-Дармштадта подарками. Наталья получила массу изумрудных и бриллиантовых украшений, ее мать – наполненную золотыми монетами табакерку с портретом императрицы, украшенным алмазами, кольцо с бриллиантами, шубы из сибирской пушнины, сто тысяч рублей. По пятьдесят тысяч рублей получила и каждая из сестер новобрачной: целое состояние. Бедные девушки не были более бесприданницами.

Граф Никита Иванович Панин, воспитатель наследника, по случаю его бракосочетания был пожалован

«званием первого класса в ранге фельдмаршала, с жалованьем и столовыми деньгами; 4512 душ в Смоленской губернии; 3900 душ в Псковской губернии; сто тысяч рублей на заведение дома; серебряный сервиз в 50 тысяч рублей; 25 тысяч рублей ежегодной пенсии, сверх получаемых им 5 тысяч рублей; ежегодное жалованье по 14 тысяч рублей; любой дом в Петербурге; провизии и вина на целый год; экипаж и ливреи придворные»...

И – вне протокола – партикулярную просьбу императрицы: поелику воспитание наследника окончено, то и не вмешиваться более в не свои дела!.. Трещина между Екатериной и масонами продолжала углубляться.