Павел II. Книга 2. День пирайи

Мало ли таких «если» — кончая таким, к примеру, — а что, если маршал вообще решил не ложиться, танк окажется пустым, завтра же попадет во всесоюзный розыск. Но ничего этого вообще-то не должно было приключиться, а откуда у Бухтеева «Сикорский» — какое ему дело. Сухоплещенко вообще все делал хорошо. Он хорошо водил вертолет. Он так же хорошо варил кофе и делал бутерброды для одного начальника и хорошо разливал символический коньяк по рюмкам для второго. Так же хорошо он обслуживал разведку могучей североамериканской державы, поставляя ей липовые данные, и еще он отлично обслуживал разведку великой южноамериканской державы, бесперебойно поставляя ей данные совершенно подлинные, ибо знал, что с ним будет за втиранье шаров, вообще умел делать много нужного и еще больше ненужного. Утешался он тем, что французскому королю Людовику ХIII вот взбрело же на ум освоить и профессию парикмахера, и профессию плотника, и шпиговал король профессионально, и многое другое умел делать. Но король учился всему этому от нечего делать, а подполковник — в процессе нелегкой борьбы за существование. В эту беззвездную ночь, в этот свой звездный час Сухоплещенко, наконец, нашел применение своему давно уже бесполезному умению водить вертолет. План был строго и точно продуман, но кто его знает, какие могут быть накладки, вот столкнулся же канадский искусственный спутник-героиновоз «Алуэтт» с дириозавром, и поэтому требовалось сейчас максимальное напряжение физических и духовных сил. Мощный «Сикорский», ровно и очень тихо рокоча винтами, шел на минимальной высоте прямо на истринскую дачу маршала Ивистала Дуликова. На благоразумном расстоянии подполковник вызвал по рации автомат-ответчик из охраны дачи и отключил его заблаговременно раздобытым кодом, тем самым избавившись как минимум от перспективы получить прямой зенитно-ракетный удар. Не кривя душой, подполковник воспользовался кодом, потому что находился при исполнении служебных обязанностей — он исполнял обязанности главы плана новейшей монументальной пропаганды. Даже более того, он этот план впрямую и осуществлял, ибо предстояло провести собственноручную установку памятника, чей архитектурный и скульптурный проект был выполнен под руководством генерал-полковника Г. Д. Шелковникова, — памятника Неизвестному Танку. Колонна высотой в 101 метр на 101 километре Минского шоссе была воздвигнута еще под щебет июньских соловьев, и для успешного открытия этого памятника следовало найти и установить на колонну сам Неизвестный Танк, а эту обязанность Сухоплещенко с гордостью возложил на себя.

На размышления времени уже не было, вертолет шел непосредственно над лесопарком. В отблеске инфракрасного прожектора мелькнула среди древесных крон незримая при дневном свете, стершаяся надпись: «Л.Радищев». «Стало быть, не такой уж Неизвестный», — холодно подумал Сухоплещенко, хищно, будто когти, распуская все шесть зажимов. Сердце-вещун говорило пилоту, что дичь в капкане и дрыхнет, как пшеницу продамши. Сухоплещенко щелкнул зажимами и принял дополнительные меры: словно опутывая прыгалками ноги недогадливой девочки, он выпустил и подвел под гусеницы танка два металлических троса, затем, не теряя ни секунды, рывком бросил вертолет в воздух. Вертолет, будто кондор, закогтивший бизона и несущий его в горное логово, взмыл над лесопарком и лег на северо-западный курс. Кажется, в самом танке не произошло ничего знаменательного. Откуда было знать подполковнику, что как раз при этом рывке песочные часы сорвались со своей подставки и перевернулись на полу так, что порошкообразный Фадей начал в них свое посмертное путешествие сверху вниз? Подполковник, до крови прикусив губу, чувствовал во рту соленый вкус. Но это неважно — лишь бы и маршалу тоже было солоно. И, кажется, скоро будет. Дал бы Бог.