Pax Africana: континент и диаспора в поисках себя

Пример Руанды, Бурунди и Заира (ДРК) любят приводить как доказательство ставшей особенно популярной с середины 1990-х годов теории о «крахе государства в Черной Африке», – действительно, что лучше иллюстрирует деградацию африканской политической реальности и политической культуры, чем руандийский геноцид, а также последние годы существования мобутистского режима в Заире и его практически моментальный развал в 1997 г.? Многие подобные построения, однако, очень уязвимы, прежде всего потому, что их создатели пытаются объединить в рамках универсальной модели очень различные исторические ситуации, возникавшие каждая в своих специфических условиях. Нередко также исследователей подводит желание – вольное или невольное – отталкиваться при анализе от традиционных категорий, когда они пытаются, например, определять соотношение внутренних и внешних факторов того или иного события. Негативную роль играет и довольно популярное, доходящее практически до автоматизма, объяснение политических конфликтов в Черной Африке 1990-х годов этническими противоречиями («этничностью»), что далеко не всегда учитывает реальное содержание понятия «этнос» применительно к африканским условиям. Адекватное понимание причин и значения таких масштабных событий, как «кризис в регионе Великих озер», невозможно без анализа его исторического контекста, природы социальных и политических структур в рамках каждой страны, в него вовлеченной, и его регионального измерения.

Исторические предпосылки этнического конфликта в Руанде

Общим местом в историографии стало выводить руандийскую катастрофу, а, следовательно, и всю последующую цепь событий, из противостояния двух этносов – хуту и тутси. Однако в действительности, когда речь идет о тутси или хуту, можно говорить только о «мнимых этносах» или о «навязанной этничности», да и то с большими оговорками. Во всяком случае, к ним не применим один из ключевых признаков «этноса» – их не разделяют ни лингвистические, ни культурные, ни религиозные и ни территориальные признаки. Тутси и хуту являются этносами только в качестве групп, идентифицирующих друг друга на основе предполагаемого различия своего происхождения (даже в расовом отношении). Каково бы ни было подлинное расовое и этническое происхождение тутси и хуту,[403] в XIX в. и те, и другие говорили на общем языке, имели общие традиции и культ, жили вместе в одних и тех же общинах («холмах»), вступали между собой в браки и брали одни и те же имена.[404] По сути дела, в тот период обозначения «тутси» и «хуту» носили профессиональный характер: первые были преимущественно скотоводами и воинами, вторые – земледельцами и жрецами.[405] При этом, во-первых, руандийское общество не представляло собой жесткую социальную систему и ни в коей мере не может рассматриваться как «кастовое общество»; оно характеризовалось относительной социальной мобильностью, и был возможен переход из одной социальной категории в другую – kwihutura («перестать быть хуту»).[406] Во-вторых, клановые различия в руандийском обществе в XIX в. оставались гораздо более значимыми, чем профессиональные.[407] В-третьих, содержание понятий «тутси» и «хуту» варьировалось по регионам и менялось со временем.[408] И наконец, даже придворная элита не была «этнически» однородной: в окружении короля были не только тутси, но и несколько хуту.

Важным моментом в трансформации прежних чисто профессиональных различий между тутси и хуту в более жестко иерархизированную систему отношений стала централизация руандийского королевства во второй половине XIX в. при короле Кигели IV (1860–1895 гг.).[409] «Линии различия, – считает Кэтрин Ньюбери, – изменились и стали более четкими, поскольку категории “тутси” и “хуту” приобрели новое иерархическое значение, связанное с близостью к центральной власти. Позже, с расширением политического пространства и усилением интенсивности политической деятельности, эта классификация приобрела более стратифицированный и жесткий характер. Идентичность хуту стала связываться и в конечном итоге определяться более низким статусом».[410] Этому способствовала и активная внешнеполитическая экспансия Руанды, в ходе которой термин «хуту» стали переносить на покоренные руандийскими королями племена.[411]