Pax Africana: континент и диаспора в поисках себя

Справедливости ради необходимо напомнить, что борьба с рабством и работорговлей проходила в Эфиопии по инициативе нескольких императоров задолго до оккупации страны итальянцами. Первые указы о ликвидации работорговли были изданы императором Теодросом II еще в начале 1860-х годов. Позднее аналогичные меры по борьбе с рабством принимались и Менеликом II, и Хайле Селассие I. Однако живучесть традиций и относительно мягкий характер рабовладения в Эфиопии обрекали на неудачу усилия как эфиопских монархов, так и итальянской колониальной администрации. Точно так же лишь на бумаге остались положения колониальной конституции, направленные на развитие (в итальянском понимании) населения оккупированной Эфиопии.

Накануне войны Италия все больше сталкивалась с проблемами нехватки земли и массовой безработицы. В своих публичных выступлениях Б. Муссолини изображал Эфиопию как богатую страну, то место, где молочные реки текут среди кисельных берегов и где каждый безработный, надев солдатскую форму, после победы найдет свое благополучие и процветание. Отправляющиеся в Африку солдаты рассчитывали на получение в собственность обширного участка земли и на встречи с представительницами местного прекрасного пола.

Но даже после захвата Эфиопии реальность оказалась суровее предвкушений. В условиях подъема партизанской войны оккупанты контролировали практически лишь Аддис-Абебу и несколько крупных городов, в то время как значительная часть сельской местности находилась в зоне действий партизанских отрядов. Многочисленные итальянские переселенцы вынуждены были трудиться буквально с лопатой в одной руке и винтовкой – в другой. В таких условиях трудно было думать о престиже белой расы, как требовали от них в Риме.

Итальянскому руководству так и не удалось воплотить расовые теории на практике. Прежде всего, был слишком короток период оккупации Эфиопии, неполных пяти лет было явно недостаточно, чтобы внести серьезные изменения как в психологию покоренного населения, так и самих итальянцев. В недавнем прошлом простому крестьянину сицилийцу, цветом кожи мало отличавшемуся от эфиопов, трудно было вбить в голову идею о превосходстве белой расы. Препятствия, например, возникали при осуществлении политики расовой сегрегации в городах. Дело в том, что даже в столице число относительно современных жилищ было незначительным, вокруг отдельной виллы располагались десятки традиционных жилищ-тукулей с одной комнатой и земляным полом. Проживание итальянских офицеров в таких домах мало способствовало живучести идеи о превосходстве итальянской нации. Само итальянское руководство вынуждено было со временем признать, что расовая политика, проводимая по отношению к населению колоний, не могла быть полностью реализована вследствие того, что многие положения фашистского расового законодательства «оказались чуждыми итальянским традициям».[397]

Отсутствие расизма со стороны простых итальянцев, не одурманенных идеями о превосходстве одной расы над другой, в конечном счете сослужило им добрую службу. Как правило, большинство итальянских военнопленных, использовавшихся после освобождения Эфиопии на разных работах, в частности на строительстве дорог, не испытывали ненависти со стороны эфиопского населения. Многие из них предпочли остаться подле своих эфиопских жен на новой родине.

Если же брать эфиопскую сторону расового процесса, то нужно не забывать, что страна до этого никогда не находилась под европейским господством, а следовательно, никто никогда не навязывал эфиопам комплекса расового превосходства белой расы. Как уже отмечалось, эфиопы не считали себя африканскими варварами, но всегда ощущали себя частью христианского мира. Сыграла свою роль и многовековая ксенофобия местного населения по отношению к белым европейцам.

Что же касается конкретно итальянцев, то в коллективной памяти эфиопов еще свежи были воспоминания о предыдущей итало-эфиопской войне, когда итальянцы были унижены поражением в битве при Адуа. Как отмечал еще в начале ХХ в. в своей книге «Военные очерки Абиссинии» прикомандированный к составу русской дипломатической миссии поручик К. Арнольди, эфиопы считали себя лучшими воинами, чем итальянцы: «Чего нового могут сказать ему эти несчастные ференджи (фэрендж. – Г. Ц.), которых он убивал и гнал на холмистых полях Адуи и в ущельях Амба-Аладжи, чему они могут научить?».[398]