Pax Africana: континент и диаспора в поисках себя

Разрушение системы «переливающегося насилия» явилось главной причиной того, что четыре страны, бывшие на протяжении четырех десятилетий ее пленниками (Бурунди, Руанда, Заир, Уганда), встали в начале XXI в. (Уганда еще в 1990-х годах[500]) на путь национального примирения и – в той или иной степени – демократизации. Даже в Руанде, которой история отвела роль эпицентра кризиса 1990-х годов, режим П. Кагаме, сохраняя в целом свой авторитарный характер, предпринял ряд мер по частичной политической либерализации и избавлению страны от наследия этнического противостояния (массовое возвращение беженцев с 1996 г., допуск политической оппозиции к участию в выборах 2003 г., конституционная поправка 2004 г. о запрете политической мобилизации по этническому принципу, отмена смертной казни в 2007 г.). Режим Й. Мусевени в Уганде, сохраняющий полуавторитарный характер, в июле 2005 г. снял, наконец, ограничения на деятельность политических партий. В ДРК, несмотря на трудности начавшегося в 2003 г. переходного периода и сохранение локальных очагов конфликта (в Северном и Южном Киву, в Итури, в Северной Катанге), удалось реализовать компромиссную политическую модель, основанную на частичной децентрализации и разделе полномочий между президентом и премьер-министром, ответственным перед нижней палатой (конституция 2006 г.).[501] Выборы 2006 г. привели к созданию многопартийного парламента, в котором партия президента Жозефа Кабилы (Народное движение за реконструкцию и демократию) не имеет абсолютного большинства, и многопартийного правительства, возглавленного ветераном заирской политики Антуаном Гизенгой, лидером Единой лумумбистской партии. При всей хрупкости нынешней конголезской демократии (трудности интеграции партизанских соединений в армию, конфликт между властями и главной оппозиционной силой – Движением за освобождение Конго Ж.-П. Бембы Гомбо – в марте—апреле 2007 г.) эти изменения стали знаковыми для истории независимого Заира, в которой гражданские войны чередовались с военными диктатурами. Но наиболее впечатляющие успехи продемонстрировала Республика Бурунди, которая впервые после 1966 г. отказалась от этнократической системы: в 2003 г. бывший военный диктатор П. Буйоя, вновь захвативший власть в 1996 г., передал власть Домисьену Ндайизейе, лидеру партии ФРОДЕБУ, представляющей умеренное крыло общины хуту. Политический компромисс между двумя «этносами» был закреплен переходной конституцией 2004 г., установившей принцип 60 % хуту – 40 % тутси для их представительства в правительстве (ст. 129), государственном секторе (ст. 143) и в парламенте (ст. 164);[502] в правительстве имеют право участвовать все партии, набравшие на выборах более 5 %. В результате президентских выборов 2005 г. главой государства стал бывший лидер главной группировки мятежников-хуту Пьер Нкурунзиза. Таким образом, руандийский геноцид, оказавшийся логическим результатом и высшей точкой развития этнократической системы, обусловил в итоге ее постепенное размывание в Руанде и полную ликвидацию в Бурунди.

Геноцид в Руанде и инициированная им цепь событий в зоне Великих озер в конце XX – начале XXI в. показывают, насколько извилистыми и порой непредсказуемыми путями идет история. Они еще раз свидетельствуют, как часто неоднозначна роль переломных исторических событий. Геноцид 1994 г. и «Третья мировая война», унесшие миллионы жизней и принесшие неисчислимые человеческие страдания, а в глобальном масштабе продемонстрировавшие мрачную изнанку эпохи глобализации, в то же время сломали порочный и утвердившийся механизм переливающегося этнополитического насилия в этом регионе. В такой перспективе 1990-е годы по отношению к Черной Африке можно воспринимать не только как «потерянное десятилетие», но и в определенной степени как период разрушения рожденных еще при колониализме и поддерживавшихся в эпоху биполярного противостояния политических структур и механизмов – как государственных, так и межгосударственных – и в этом смысле как продолжение далеко не завершенного процесса деколонизации. Гражданские войны конца XX – начала XXI в., нанесшие огромный ущерб континенту в экономическом и гуманитарном измерении, в то же время способствовали максимально быстрой «расчистке» африканского политического и социально-экономического поля от прежних элит и укоренившихся моделей отношений.

© Кривушин И. В., 2009

Л. В. Иванова. Сомалийская диаспора в Великобритании